Раньше перед отставкой правительства и президента все материалы и записи уничтожались, или же экс-президент забирал их к себе домой. И именно Но Мухён стал инициатором разработки Закона о контроле над президентскими записями и материалами. Этот закон был издан из соображений необходимости, так как бывшие президенты с большой долей вероятности будут забирать все материалы и записи, сделанные за время их работы, если не сделать их доступными для просмотра и использования. Очень жаль, что мы не смогли четко соотнести этот юридический пробел и удобство доступа к материалам, но, испытав предательство, мы, конечно, были очень огорчены.
К тому же копию материалов взял лично президент Но Мухён, и утечки содержания этих документов не было. К тому моменту сам Но Мухён еще не успел их просмотреть. Даже если можно говорить об этом как о каком-то правонарушении, то оно не стоило того, чтобы набрасываться на нас, заставляя краснеть от стыда.
Я слышал о подозрениях, что эти записи могут быть использованы для критики правительства Ли Мёнбака. Во всяком случае, я не знаю, кто все это спланировал, но похоже на то, что рассмотрение и оценка таких вопросов, а также указания о методах реагирования были сильно политизированы.
Инцидент с архивами был исчерпан, но затем на повестку дня был вынесен вопрос о субсидиях производителям риса, и нас снова стали стыдить. Казалось, будто, выставляя напоказ неудачи «Правительства участия», они хотели обелить себя. Именно в тот момент меня посетила мысль: «О, да правительство Ли Мёнбака формирует политическую конфронтацию по отношению к президенту Но Мухёну и его окружению». Увидев, как они пытаются переложить вину на прошлое правительство, я почувствовал, что в этом есть злой умысел. Много времени не понадобилось, чтобы мои предположения подтвердились.
Начало трагедии
Под прицел попали товарищи Но Мухёна и их бизнес. Были проведены налоговые проверки в отношении директоров больницы «Уридыль» Ли Санхо и Ким Сугёна, затем было инициировано расследование и в отношении директора предприятия «Чхансин Текстиль» Кан Гымвона. Впоследствии Кан Гымвон был арестован и приговорен к тюремному заключению. В июле 2008 года налоговой инспекции подверглось промышленное предприятие «Тхэгван Индастрис». Из-за выявления случаев взяточничества при продаже инвестиционной компании «Сечжон Секьюритис» прокурорское расследование набрало новые обороты, и целью теперь стал старший брат Но Мухёна – Но Гонпхён. Как позже стало известно, проблемы начались именно с брата.
Мы должны были уделить внимание проблемам старшего брата уже тогда, когда я еще работал в администрации президента. Дело с продажей инвестиционной компании «Сечжон Секьюритис» и дело Пак Ёнчха были, как говорится, с душком. Во время работы в Голубом доме я услышал неприятную историю. Специальный следственный отдел, относившийся к структуре Департамента по общественным делам Управления по гражданским делам, получил секретные агентурные сведения. Я поручил провести тщательную проверку по этому вопросу. По результатам инспекции, организованной специальным следственным отделом, все причастные к компании «Сечжон Секьюритис» люди решительно отрицали факт передачи взяток. Они утверждали, что таких случаев никогда не было. Мы проверили и старшего брата Но Мухёна. Он говорил то же самое. Как потом выяснилось, никто из них не сказал правды. Но тогда у нас не было способа узнать, что они все лишь делают невинный вид. Мы не могли копнуть глубже, потому что у Голубого дома нет права на проведение расследования. Если бы у нас были хоть какие-то зацепки, или если бы старший брат Но Мухёна сказал правду, то мы бы не стали покрывать их. Мы бы сами возбудили дело.
К тому моменту, когда арест стал неизбежным и прокуратура потребовала ордер, Но Гонпхён настолько увяз в этом деле, что мы уже не знали, как реагировать. Наверное, у нас не было бы чувства сожаления, если бы все вскрылось неожиданно, а мы бы ничего не знали заранее, но из-за того, что мы не смогли докопаться до истины, получив секретные данные, произошедшее для нас стало особенно прискорбным. Вслед за старшим братом Но Мухёна по обвинению во взяточничестве и злоупотреблении должностными полномочиями был арестован еще и секретарь по административным вопросам Чон Санмун. Он также был посредником для Пак Ёнчха. Все больше людей приезжало в Понха, чтобы получить комментарии по поводу инцидента. Юридическое реагирование взяли на себя бывшие старшие секретари по гражданским делам: я и Чон Хэчхоль, а также адвокат Чон Чэсон.
Госпожа Квон Янсук, которая сильно провинилась перед президентом, не знала, куда девать глаза в нашем присутствии. Хотя на совместных обсуждениях, посвященных разбору инцидента, ей приходилось сидеть вместе с нами, в остальное время она избегала находиться в одном месте с президентом. Если президент приходил, она старалась незаметно уйти, даже если до этого находилась вместе с нами.
В то время президент вел себя немного странно. Тогда он не знал, что конкретно произошло, и мы расспрашивали госпожу Квон Ян-сук о ее реальном участии в деле, и зачастую он узнавал о чем-то одновременно с нами, в процессе того, как госпожа Квон постепенно все более детально рассказывала о произошедшем. Если бы нечто подобное произошло в обычное время, то он был бы очень зол и сильно ругался, но он ни разу так не поступил. Он даже ни разу не повысил голос в нашем присутствии. Для меня это казалось странным, потому что все выглядело так, будто он философски смотрит на проблему, которую никоим образом нельзя рассматривать под таким углом.
Он говорил нам: «В конце концов, это моя вина. Долгое время я был некомпетентен с экономической точки зрения. Разве моя жена и секретарь Чон Санмун поступили так не потому, что не верили в мои силы? Это полностью моя вина». Часто он добавлял: «Я долгое время в политике и уже закалился, но не смог приспособить к этому свою семью».
Хотя все произошло без ведома президента, он пытался взять на себя ответственность не только за свою супругу, но и за секретаря Чон Санмуна. Он заставил Чон Санмуна дать показания, что все было сделано по указанию Но Мухёна. Но тот не послушался президента. И тогда Но Мухён даже написал письменное заявление, в котором говорил, что сам все организовал. Через некоторое время он снова написал нам письмо, в котором говорилось: «Вы должны оставить меня».
Эти слова были искренними. Президент очень стыдился даже просто встречаться с нами. Он сам рассказал мне об этом. Я слишком хорошо знал, насколько трудно принять подобную ситуацию человеку, который был к себе настолько суров, что это можно было назвать придирчивостью. Я по-прежнему очень сильно переживал, но мне оставалось лишь надеяться, что при любых обстоятельствах он сможет выдержать все с уверенностью, что в итоге невиновность будет доказана.
Терпеть охоту на ведьм и общественное правосудие, которые подогревались одновременно прокуратурой и СМИ, было невыносимо. Президента записали в злостные преступники. Каждые утро и вечер следователь Хон Манпхё проводил официальные совещания в прокуратуре. Прокуроры, которые находились в подчинении начальника Главного следственного управления, также распространяли информацию о ходе расследования в СМИ. К тому же так называемые соломинки для питья – это прозвище относилось к тем, кто каким-либо образом был связан с прокуратурой, – дополняли рассказы еще более красочными подробностями.
