пока было некогда бороться. Может, и ладно? Поглядим, в общем. Пока же они с готовностью отправились колоть дрова.
К вечеру мы сварили много рыбной похлёбки и много картошки, напекли пирогов с разными начинками, нарезали всякой закуски. Рыбы нам доставили в течение дня от нескольких адресатов, пожелавших остаться неизвестными – свежей, солёной и копчёной. Свежая ушла в уху, остальную красиво разложили на блюда и выставили на стол. Наварили морсов - с мёдом и кисленьких.
Из столов соорудили огромную композицию – типа, один большой стол, вокруг поставили лавки. Скатертями меня тоже ссудили, или подарили, я уже и не знаю. Ложек было много, наверное, хватит всем, как и мисок, и чашек. И стопочек. Во главу стола положили вилки – штук десять нашли.
Марья суетилась, что меня нужно красиво одеть – как положено, в общем. Я наотрез отказалась от придворного платья, и просто надела комплект из красной шерсти с вышивкой – какой надевала в начале, когда только пыталась обжиться в этом месте.
Что, всего два месяца прошло? А как целая жизнь. Или её какой-то большой и значимый кусок.
Гости потянулись в сумерках. И несли всякое – полезную утварь, посуду – миски и чашки, ложки с вилками, и вкусное. У кого грибочки особые, у кого редька хорошо уродилась, у кого сметана свежая, жирная, у кого куры яйца несут особо крупные. Ульяна посмеивалась – вот на месяц попозже если, там бы уже капусту наквасили, и сало посолили, и колбасок из кишок наделали, и ещё что-нибудь.
Мысль о том, что мне придётся делать колбаски из кишок, внушала ужас, но может, я так справлюсь? Найду, кто сделает это лучше меня, и уговорю поделиться?
Про присмотром Федоры Феоктистовны внуки принесли небольшой бочонок солёных огурцов – аккуратненьких, в пупырышках, и стоило приоткрыть крышку – чесночно-укропно-хреновый дух прямо поплыл по залу. Почтенная дама сказала, что солит невестка, но солит хорошо. Невестка стояла тут же, рядом, готовая поддержат даму, если вдруг отец Вольдемар отвлечётся, но он не отвлекался. Красавица Софья шла между ними разодетая – как-никак, последние дни в невестах.
Прибыл и счастливый жених, Гаврила Григорьевич, с братом, ой, с двумя братьями! Самый младший в семейке имел то же лицо, но льняные волосы, вел себя вежливо, от роду ему было лет двадцать, не более, и счастливая матушка звала его Павлушей. Оказывается – прибыл накануне в отпуск по случаю братниной свадьбы, потом должен отбыть обратно к месту службы в губернский город Сибирск, где состоит в чине коллежского регистратора при канцелярии генерал-губернатора.
Вот так, оказывается, третий-то братец у них путёвый! Вёл себя вежливо, кланялся, сидел при матери, а мать даже помягчела немного, смотрела не так сурово.
К слову, братцы Вороны принесли рисовой водки. Молодцы, правильно. Столько выпивки, сколько в них помещается, у меня просто нет. Хорошо, что сами о себе позаботились.
Алексей Кириллович из Косого распадка пришёл со своим ближним человеком и подарил две книги. Я глянула – язык местный, какие-то исторические сочинения. Почитаем, непременно почитаем. С ним пришла Дуня, и принесла мешочек, в нём были какие-то баночки. Потом посмотрю.
Демьян Васильич принёс алый шёлковый… халат? У меня чуть глазки не выпали, как я увидела эту невозможно алую ткань – среди здешних довольно сдержанных красок во всём, и в природе, и в людях. По алой ткани рассыпались золотые цветы, и как же это было красиво! И сказал – не подойдёт, так что другое из этой штуки для себя сделаете. Ну охренеть подарки, в общем.
Платон Александрович просто пришёл своими ногами и принёс… гитару. И сказал, что не имея за душой почти ничего, готов отдариться песнями и танцами. Удивительно, что.
А потом явились гости с горы – отмытые, разодетые и благоухающие. И все на своих ногах, разве что генерал с тростью. А подарили они вино и что-то вроде коньяка.
- Это, госпожа маркиза, когда вы вновь победите врагов и останетесь без сил, - генерал с улыбкой протянул мне крупную фляжку.
Я открыла пробку и понюхала – да, коньяк, или что-то, очень на него похожее. Поблагодарила.
- Это просто к трапезе, - были предъявлены три бутылки какого-то тёмного вина. – И, можно сказать, сувенир с далёкой родины из моих личных запасов. На особый случай – найдётся же у вас такой, я думаю?
Последние две бутылки были пузаты и солидны, и судя по пробкам в оплётке, внутри было что-то игристое.
- Маркиза потеряла дар речи и не рада лимейскому вину, - рассмеялся полковник Трюшон.
- Я сегодня то и дело теряю дар речи, но я весьма рада вашему визиту. И подаркам рада тоже, благодарю вас, - кивнула я. – Прошу садиться.
И дальше понемногу дело пошло. Начали с речи отца Вольдемара о том, что Поворотница весьма рада новым жителям. Дальше ещё что-то говорили, желали долго и радостно жить в этом доме, а ещё обсуждали предстоящую свадьбу, предстоящую зиму, как скоро наступят холода и как скоро ляжет снег – мол, подзадержался в этом году, будто ждал, пока Женевьева Ивановна в новом доме устроится.
Ну вот, значит, и погода с природой за меня. Спасибо старичку-бурундучку?
А когда почти всё съели и порядочно выпили, взялись танцевать на свободном месте. Платон Александрович играл что-то разухабистое, ему подыгрывали на взятых со стола ложках и какой-то небольшой дудочке, а потом он отдал инструмент Павлуше Ворону, и тот взял, а сам подошёл ко мне.
- Маркиза, вы ведь не откажетесь танцевать?
Я рассмеялась.
- Платон Александрович, мне очень приятно, но я не танцую.
- Как так? – он не поверил.
- Так сложилось.
И мне очень повезло, что Женевьева не танцевала, потому что как бы я иначе выпутывалась? Я ж и близко не знаю ни менуэтов, ни сарабанд, контрдансы видела вполглаза, и то только потому, что пару лет назад приглашали на корпоратив преподавателей, и они какие-то простейшие вещи разучивали со всеми прямо там. И так объясняли и так на всех смотрели, что выходило даже у тех, кто отродясь ничего не танцевал. И это мой единственный опыт, больше не знаю ничего.
- Тогда давайте петь, - сказала Федора Феоктистовна. – Ульяна, запевай!
Ульяна, ничуть не смущаясь, запела что-то величальное – как у нас на горе, да на бережку высоком, да стоит новый дом, а
