цвета песков Сахары. Но он не хотел ей этого говорить.
Сегодня, если уж на то пошло, была её ночь. Нечего забивать ей голову всякими глупостями.
— Скучать по дому может только тот, у кого есть этот самый дом, — ответил он чуть насмешливо. — Таким, как я, это не так уж и важно. Мой дом там, где дует ветер.
— Если ты так говоришь, — она не выглядела убеждённой. Его это не удивило.
Для неё дом нынче значил много — намного больше, чем в прошлых воплощениях. Издержки культуры, особенности эпохи, последствия воспитания… Он это понимал. Он не смел бы вмешиваться, как бы ни хотелось. По сути, он и так провёл с ней много времени, опекая с самого раннего детства, летая в облике почтового голубя по всем её поручениям, следуя пушистым котом, и одной из подруженек, которую потом никто не мог вспомнить, и нянькой, и тенью… Он и дальше будет за ней следовать, конечно. Но всё так же, издали. Он хотел бы быть к ней ближе, но — не в этой жизни, где дом и семья так важны для неё, где она столь сильно верит в любовь и женские чары, где она хочет быть достойной дочерью своих родителей…
Ему этого всего не понять, конечно.
Он деймон, он гений воздуха, он никогда не ходил по земле в человеческом теле, потому всё вышеперечисленное ему чуждо и неинтересно. Всё, что лежит за пределами искусства, тайных знаний, чар и духовных практик, для него остаётся простой потерей времени, в лучшем случае — приятной забавой. Он скорее презирает эту сторону человеческой природы, пережиток стайного периода, инстинкт продолжения рода, который по неведомой ему причине принято романтизировать...
Но это она, и он будет уважать её решения, какими бы странными они ни казались, какую бы горечь ни приносили. Здесь и сейчас она хочет быть уважаемой частью человеческого общества, потому он не потащит её за собой в неизвестность, как бы ни хотелось.
Он так решил.
— Не стоит тратить эту ночь на разговоры со мной, — сказал он так мягко, как мог. — Для меня все повороты Колеса Года похожи, как один, потому что я не старею и не молодею. Как бы ни менялся мир вокруг меня, я сам останусь прежним, но ты… С тобой совсем другая история. Эта ночь для тебя, и она не повторится. Так что не трать её на духов, которые всё равно никуда от тебя не денутся. Тебе ведь надо что-то сделать с этим венком, правда? Ты сегодня плясала в кругу, так что любой будет счастлив принять от тебя этот дар. Так что иди и наслаждайся вечером!
“А я прослежу, чтобы тот, кого ты выберешь, не навредил тебе, — пообещал самому себе он, зная, что ни за что не нарушит. — И присмотрю, чтобы со временем он бегал за тобой, как собачонка. Я никогда не позволю тебе быть нежеланной, никогда. Ты не попросишь об этом, но тебе и не надо просить: я сломлю волю любого, кого ты захочешь для себя, и брошу его сердце к твоим ногам, как дешёвую безделицу. Нет на свете душ, сердец и игрушек, которые я не подарил бы тебе. И сегодня ты получишь того, кому захочешь отдать этот венок. Это подарок, который я тебе обещаю.”
Вслух он бы этого не сказал, конечно, не сказал. Да и не пожелала бы она подобное принять: она превыше прочего ценила волю, и это качество было из тех немногих, что оставались неизменны от воплощения к воплощению.
Но он был суховеем, и здесь, в этих землях, его призывали обычно именно для любовных заклятий. “Иссуши душу её, чтобы она жаждала лишь меня, как глотка воды,” — именно с такой просьбой обычно обращались к нему. Он делал, забирая взамен плату.
И что же ему, быть сапожником без сапог? Он будет устраивать всяким посторонним ведьмам и ведьмакам счастье, а его душа не получит желаемого? Такого не будет, само собой.
Он даст ей любого, кого она пожелает. Это будет его вклад в празднование этой ночи.
— Любой будет счастлив принять от меня венок? — спросила она медленно. — Ты и правда в это веришь? Или просто говоришь, чтобы подбодрить? Я не настолько хороша, Шази. Не льсти попусту.
— Я в этом уверен, как мало в чём, — усмехнулся он.
Здесь, на этом празднике, почти нет духов, способных перебить его силу — а с теми, что есть, он сумеет договориться.
Между тем, она нервничала.
Он ненавидел, как она нервничала, не выносил выражение страха и неуверенности в этих глазах. Кого она могла желать? Кто мог стоить таких эмоций? Он держал в уме несколько возможных кандидатур, наиболее вероятной из которых казался княжеский сынок — между ними давно уже что-то намечалось, и родня с обеих сторон уже вовсю вела разговоры.
Сам князёнок был так себе, если честно. Младший отпрыск третьей жены, не особенно важная птица в глобальном смысле, потому его и выпихнули сюда… Но по местным меркам, возможно, юноша вполне тянул на прекрасного принца.
Но не для деймона. Его изводила сама мысль, что драгоценная душа может бояться из-за предстоящего объяснения с таким ничтожеством.
— Ты получишь, кого бы ни пожелала. Обещаю тебе, — он добавил в голос чар. — Кому бы ты ни отдал свой венок, тот будет твоим так долго, как будет на то твоя воля.
— Тебе стоит осторожней обращаться с обещаниями, — ему почудилось нечто в её глазах, но он решил разобраться позднее. — Они опасны.
— Не в данном случае.
Её улыбка казалась странной, торжествующей и горькой одновременно.
— Да будет же по слову твоему, — сказала она.
И протянула ему венок.
-
Что же, ему, наверное, следовало это предвидеть.
Следовало помнить: в любом веке, в любом теле, она всегда умела его удивлять.
И что, спрашивается, ему делать с этим теперь? Что ему делать с ней?
Он вздохнул.
Как он мог забыть, что она ещё очень молода? Даже если сейчас, в отсвете костров, глаза её и кажутся старыми, на самом деле она почти что непозволительно юна. И, в этом воплощении, поразительно романтична. А какую юную деву в определённый период времени не прельщает нечто демоническое?
Юности нравится запретное, овеянное тайной, будоражащее воображение. Будь всё иначе, так называемых “невест духов” не становилось бы так много.
