Не справилась. Чуть не убила его. Моя гордость поставила под угрозу его хрупкую жизнь, а следовательно, у меня не было ровным счётом никакого права на то, чтобы быть рядом с ним.
Наверное, это была какая-то крайне больная логика, но одно знала наверняка: я больше не справлюсь с ответственностью за него. От одного только предположения, что его жизнь может зависеть от моих действий, меня начинало тошнить.
Поэтому оставалось только сцепить зубы посильнее и пробиваться наверх, чтобы, возможно, однажды… Для этого пришлось затолкать все чувства в самый дальний угол своей тёмной души.
Карьера медленно, но верно шла вверх. Я закончила университет, ловко обходя стороной вопросы о ребёнке. Но даже четыре года спустя я временами просыпалась посреди ночи от детского плача, который мне попросту мерещился.
К жизни меня вернула Алиска, сбежавшая из родного города покорять столицу. Смешно, но почти все предсказания моего отчима сбылись. Я принесла в подоле, а Алиса, глядя на меня, сбежала из дома. К счастью, правда, никто из нас так и не оказался на панели, но Фёдорова временами шутила, что это мы ещё всегда успеем.
Появление младшей сестры неожиданно встряхнуло меня. Я поселила её у себя — к тому времени я уже давно переехала с окраины и снимала вполне приличную квартиру в неплохом районе — и… начала учиться заботиться ещё о ком-то помимо себя.
Алиса была упёртой, местами вздорной и неугомонной. С таким набором качеств проблемы сыпались на её голову, как из рога изобилия. Сколько слёз было пролито ею ночами в моё плечо! Но со всем этим можно было справиться, и когда через пять лет она получила университетский диплом с отличием, я, как самая настоящая мамаша, утирала слёзы умиления, гордо выпячивая грудь, словно говоря всем: «Смотрите, смотрите, и это моя девочка!»
За четырнадцать лет, что прошли с той страшной ночи, я практически заново собрала себя по кусочкам, став той, кем мечтала когда-то очень давно. Выстроив свою яркую и интересную жизнь, я даже научилась верить в то, что у меня действительно всё хорошо, ровно до того момента, пока однажды в прямом эфире не прозвучали те самые слова. Я Арсений, мне четырнадцать, и я никогда не видел свою маму.
Глава 22
Сенькина грудь тяжело вздымалась из-за участившегося дыхания, что было заметно даже под курткой. Мне так хотелось его обнять, успокоить, прижать… в конце концов, упасть на колени и молить о прощении. Вот только я сама не верила в то, что такое можно простить.
— То есть, — сдавленно проговорил Арсений, — ты ушла потому, что решила, что чуть не убила меня?!
В конце его голос едва заметно дрогнул.
— Отчасти, — говорить было тяжело, но я каким-то чудом извлекала из себя звуки. — Я в целом не справилась с ситуацией и подвергла тебя опасности.
— Но это же фигня! — вдруг сорвался он. — Ну подумаешь, лекарство перепутала, ты же не специально!
— Арсений, я не об этом…
— Не путала она никаких лекарств, — Игорь появился, как всегда, неожиданно, стоя на нижней ступеньке и пристальным взглядом рассматривая нас с сыном. Я вопросительно подняла бровь, и он пояснил: — У тебя свет в квартире долго не зажигался, вот я и решил проверить.
Он поднялся к нам, остановившись всего лишь в метре от того места, где мы сидели, и, оперевшись о поручень, повторил:
— Не было никакого перепутанного антибиотика.
— Но… — напряглась, полагая, что он просто пытается оправдать меня в глазах сына.
— Он тогда на нафтизин среагировал. Пара лишних капель плюс индивидуальная реакция, и пожалуйста — нафтизиновое отравление. Маленькие дети очень остро на такое реагируют.
Услышанное не сразу дошло до моего сознания, я упорно пыталась соотнести одно с другим, но у меня никак не выходило. Как это я не травила Сеню?!
Испуганно коснулась кончиками пальцев собственных губ.
— Почему ты мне этого раньше не сказал?
— Потому что даже предположить не мог, что ты вобьёшь себе в голову всю эту фигню.
— А почему я ещё, по-твоему, решила уйти?!
— Ты тогда сказала, что тебе надоела такая жизнь и что ты мечтала совсем о другом.
С шумом втянув воздух в лёгкие, я запустила руки в волосы и с силой сжала виски.
— Это была обида на то, что ты накричал на меня в больнице, — едва не плача, подняла на Игоря свой болезненный взгляд.
— Я не должен был тебе говорить всего этого. Но эмоции взяли верх, да и страх за Сеню не отпускал до последнего. Ты же знаешь, меня… триггерит на этой почве, и в голове только самый страшный сценарий проигрывался. Если бы я только мог...
Понимающе кивнула головой.
— Это не имеет значения. Антибиотик или нафтизин… Я не смогла совладать в целом с эмоциями и сломалась под напором обстоятельств, что простить в разы сложнее.
— Что простить? — подал голос Сенька, подскакивая на ноги. — Что вы себе за столько лет обид понапридумывали?
— Нет, но… — я тоже медленно начала подниматься на ноги. Оказывается, что я всё это время надеялась на то, что он меня поймёт. Но становилось только хуже. — Я не умела быть с кем-то, жить, любить…
— Мы оба были не готовы.
— Это всего лишь отмазки! — топнул ногой Сеня. — Ты же остался, ты же не ушёл.
Игорь виновато опустил голову, будто это его сейчас осуждали за что-то. Моя рука дрожала, но я всё же попыталась коснуться Сеньки.
— Не трогай меня, — отскочил он в сторону. — Пожалуйста. Я… я не знаю, как это всё… понять.
Слова били посильнее любой пощёчины.
— Я-то думал, что у тебя была ПРИЧИНА! Что тебе было плохо со мной или что-то ещё… А ты просто струсила!
Не знаю, как устояла на ногах, но мир дрогнул и вновь пошёл трещинами.
— Арсений! — рыкнул на него Игорь, но сын опять не услышал, начав быстро спускаться вниз.
Ключевский поймал его за рукав, из-за чего оба покачнулись на ступеньках.
— Пусти!
— Нет! Куда я тебя отпущу?!
— Отпусти! Я внизу буду!
— Нет.
Они впились друг в друга взглядами, значение которых я так и не поняла, но в итоге Игорь сдался первым, разжав пальцы.
— Чтобы у машины был.
Арсений не ответил, начав быстро-быстро спускаться по ступеням. Когда его силуэт скрылся меж лестничных пролётов, Игорь сделал шаг вперёд.
— Лесь, он…
— Прав.
Ключевский попытался обнять меня, но я отступила назад, покачав головой:
— Иди к нему.
— Но…
— Игорь! Иди к нашему сыну! Ты ему сейчас нужен как никогда. Арсений — это… главное.