Книга Темные вершины - Алексей Винокуров

Толпа начала скандировать:

– Ба-зи-левс! Ба-зи-левс! – сначала неуверенно, но потом все громче и громче.

Скандирование превращалось в грохот, горный обвал. Все взгляды теперь направлены были на базилевса, юпитеры поймали его в перекрестье лучей, казалось, он не просто освещен, но сам источает свет. И чем яснее был виден Буш на плечах рыцарей, тем больше стушевывался, мельчал, размазывался грязной тенью на трибуне Мышастый. Казалось, еще секунда-другая, и он окончательно растворится, исчезнет, перекинется в крысу и провалится сквозь землю в ближайшую смрадную дыру…

Но тут случилось чудо. Откуда-то из пустоты выпорхнула серебристая бабочка, облетела дважды вокруг застывшего лика Мышастого, замерла в воздухе, трепеща. От нее отслоилась еще одна, потом еще, они запорхали в воздухе, делясь и умножаясь, и вот уже все лицо Мышастого скрылось в мерцающей тьме.

– Взять его! – рявкнула тьма. – Он не настоящий базилевс, он террорист, он заговорщик!

Люди медленно поворачивались к Бушу. На лицах их лежало странное оцепенение, глаза бессмысленно смотрели в одну точку.

Василий чертыхнулся.

– Только не это!

Буш посмотрел на него сверху вниз, он все еще стоял на плечах рыцарей.

– Что происходит?

– Гипноз фараона, – проговорил Василий. – Подчинение толпы, воздействие высшей ступени.

Люди на площади медленно, покачиваясь и мерцая, двинулись на Буша. Вразвалку, словно на палубе корабля, шли на него суровые рабочие, хипстеры, зверообразные футбольные фанаты, полузабытые хиппи и готы, не умершие в своей срок, фашики, скины, провинциальные учительши и неуемные аграрии в лохмотьях и сотни, тысячи иных, кого и не перечислишь теперь. Они шли медленно, но неуклонно, наступая, тесня, стремясь раскатать, раздавить, втоптать в неровный булыжник древней площади. Окружившие Буша кольцом рыцари ощетинились, встали, уперлись, пытались удержать толпу.

Неожиданно им это удалось. Инертная, безвольная, подталкиваемая только чуждой внешней силой, столкнувшись с сопротивлением, толпа заколебалась, потеряла цель, затопталась на месте.

Бабочки вокруг головы Мышастого танцевали смертельный танец, ускоряясь все больше и больше.

– Убить его! – проревела в микрофон сияющая тьма. – Разорвать, уничтожить!

Встрепенувшись, толпа снова пошла вперед. Теперь в глазах людей, помимо оцепенения, жила еще и ненависть. И ненависть эта безошибочно вела их к жертве. Они давили, теснили, рыцари Ордена изнемогали, сопротивлялись, использовали силу, били отравленными дротиками, тормозили людей взглядом, тайными словами пытались вырвать из-под власти гипноза…

Но все было тщетно. Кольцо вокруг Буша сужалось, еще минута – и их затопчут.

– Народ мой! – захохотал Мышастый с трибуны. – Народ боготворит меня, он сделает для меня все… Убить, убить!

Хабанера и генерал обменялись быстрыми взглядами. Хранитель сделал два шага назад, за спину Мышастому. В руке у него явилась рация, он негромко сказал в нее несколько слов.

Спустя секунду на площадь клином вошел отряд черных хранителей. Они рассекали толпу, как нож идет сквозь масло, как журавли буравят небо, двигались прямо к Бушу и небольшой группе рыцарей. Толпа подавалась трудно, но хранители колотили налево и направо жесткими дубинками, стреляли в воздух – и продвигались, продвигались неуклонно.

Бабочки вокруг Мышастого стали останавливать свой танец, затрепетали неуверенно, падали вниз, на площадь, растворялись в пустоте. Лицо его вынырнуло из пустоты, он обернулся на Хранителя.

– Зачем это? – сказал он тягуче. – Кто велел?

– Я, – отвечал генерал сухо. – Я велел.

– Не нужно! – раздраженно проговорил Мышастый. – Отзови их назад! Пусть его разорвут люди.

Хранитель только головой покачал сокрушенно.

– Нет, триумвир, никак невозможно. Он же наш базилевс.

Мышастый изумился, он все еще не понимал…

– Он предатель, изменник! Базилевс – я! Отзови их!

Но генерал только стоял и улыбался, сволочь, и глаза его из глупых, молодцеватых сделались вдруг пронзительными, ненавидящими. И Мышастый снова вспомнил, что генерала этого сосватал ему в суматошные дни кризиса сам Чубакка. Глуп как пробка, сказал, предан как пробка. Может быть, оно и так, может, и предан, да только не ему, Мышастому, и не Чубакке покойному даже, а предателю Хабанере. Вот оно как бывает, когда хоть на секунду доверишься другому человеку…

Прорвавшиеся сквозь толпу хранители уже подняли базилевса на руки, уже несли его прочь, к выходу с площади. По бокам их сопровождали растерзанные, но радостные рыцари Ордена.

Мышастый уставил на Хабанеру огненный взгляд. Но взгляд не подействовал, слишком много сил потратил он, управляя толпой. Хабанера ухмыльнулся, как бы даже немного сожалея.

– Прости, Мышастый. Ты – всего-навсего триумвир, – проговорил он. – К тому же бывший.

– Триумвир умер – да здравствует базилевс! – в отчаянии, словно надеясь еще на что-то, крикнул Мышастый. Но микрофон его был уже отключен, и никто его не услышал.

– Да здравствует, – согласился Хабанера. – Вот только базилевс – не ты.

Ах, предатель! Негодяй! Ведь он же хотел его уничтожить, хотел, но решил отложить до инаугурации…

И вдруг Мышастый, словно припомнив что-то, захохотал отвратительным лязгающим смехом. Хабанера посмотрел на него с удивлением.

– Что с тобой? – спросил он брезгливо. – Крыша от страха поехала?

Но Мышастый хохотал, закатывался истерическим бабьим взвизгом, не мог остановиться.

– Вы… вы… – захлебывался он, в горле булькало, текло, – вы идиоты! Вы ничего не поняли… А я все знал… я знал заранее…

Хабанера переменился в лице. Глядя на него, помрачнел и Хранитель, сам еще не понимая почему.

– Еще… еще древние все знали… – хохотал Мышастый, утирал кончиком пальца выступившие слезы. – Все предви… дели… ах-ха-ха! Хранители – да? Изменники-рыцари, да? Аха-ха… Они в ваших руках – и все решено? Да нет же, нет!

Он все хохотал, не мог остановиться. Но Хабанера уже не смотрел на него.

Откуда-то сверху, из-за низких облаков донесся тяжелый гул. Спустя минуту из мутного тумана вынырнули тяжелые бомбардировщики, медленно, как бы примериваясь, прошлись над площадью, сделали разворот, пошли на новый круг.

– Ты спятил? – кротко спросил Хабанера у Мышастого. – Собрался площадь бомбить? Но ведь никто же не уцелеет… Ни они, ни мы, ни ты – никто.

Толпа на площади тоже увидела бомбардировщики, запрокинула головы, застыла, ничего не понимая, думая, что, может быть, это что-то вроде торжественного пролета, как бывало всегда на военных парадах. Застыли в толпе черные хранители, и рыцари Ордена застыли вокруг Буша, прекратилось всякое движение, только, казалось, легкий ветер еще доходил от самолетов.