— А Лукерья, где? — почему-то спросила она.
— Кто?
— Я здеся, хозяюшка, — ответила Лукерья, — напужала нас, ох-ох-хо…
Степанида поглядела по сторонам, потом все вспомнила и резко села, ударившись о Митин подбородок лбом. Тот скривился, потер ушибленное место, но промолчал.
Они оказались сидящими в гостиной ее родного домика. Митя на кресле, Степка у него на коленях, а Грозный на диване, замотанный в одеяло. Рядом с ним на стуле сидел совершенно расстроенный Никита. Его борода и волосы торчали в разные стороны, глаза полны печали, уголки губ опущены, руки подрагивают. Степанида, неверно расценив его выражение лица, заплакала.
— Он… умер, да? — пролепетала она.
— Нет, Панни, нет! — ответил Митя, тряхнув за плечо, — успокойся, Грозный жив!
— Д-да? Ой, я просто гляжу Никита с траурным лицом… — Степанида поднялась, потерла лицо руками, пытаясь поскорее прийти в себя и подошла к Антону. Тот едва дышал, на лбу испарина, губы начали синеть.
— Степа, ты прости меня, — произнес Никита хрипло, — я не осознал опасность, так переволновался из-за Антона…
— Да все ж нормально, ты чего? — Степанида послала ему вялую улыбку, — мы ведь сбежали, да?
— Нет, я виноват, — продолжал грустно Никита, — ты могла погибнуть…
— Хватит тебе! — не зря говорят, что дома и стены лечат, так и Степка, на своей территории успокоилась быстро, — все же хорошо. Теперь надо Антона лечить, у меня как раз есть одна идейка… Лукерья…
— Ась?
— А скажи-ка мне, водой из ручья лечат?
— Того, что на Поляне? А как же! Испокон веков усе Слагалицы и мужей и деток своих так на ноги поднимали. Али простуда случится, али рана кака…
— Так, стоп, спасибо, я все поняла! — повернулась к Мите, — Митенька, проводишь меня на Поляну?
— Какая улица? — водяник покачал головой, сделав страшные глаза. К нему присоединился Никита:
— Нет, никуда! Я уже подмогу вызвал, отец с минуты на минуты будет, разберемся с этими, а потом все остальное! — и махнул головой в сторону окна.
Степка, все еще не понимая, подошла к окну и ойкнула. Со стороны реки ее двор окружило плотное черное облако, однако не проникая за пределы забора.
— Ой… Это те «вонючки»? — прошептала, струхнув.
— А кто еще?
— Бли-и-и-н! За нами увязались, гады! Что же делать?
— Ждем подмогу! — отрезал Никита, Митя промолчал. Что странно, он поджав губы сердито следил за женщиной и отмалчивался.
— Но Антону хуже, — начала нерешительно, поглядев на жениха в беспамятстве.
— Панни, никаких «но», из дома ни шагу! — Митя появился рядом неожиданно и сжал ладони на ее плечах. Степанида потерлась щекой о его руку, чувствуя, как от его сильных ладоней вместе с теплом по телу расползается спокойствие и уверенность. Она набрала в грудь воздуха и твердо заявила:
— Мальчики, слушайте меня внимательно, если я сейчас же не принесу воды — Антон умрет. Я чувствую, что могу помочь, но посмотрите на него, — все перевели взгляды на Грозного, — он долго не протянет!
— Какой воды? — спросил Никита, придя в свой обычное нахмуренное состояние.
— Лечебной, потом расскажу, — отмахнулась, — Митя, а ты меня никак в мою Полянку забросить не можешь?
— Увы, туда мне ходу нет!
— Надо ждать отца! Втроем у нас больше шансов против тех крыс! — сказал мэр.
— Фу! Там еще и крысы? Не только свиньи и козлы? — изумилась хозяйка.
— Это было фигуральное выражение…
— А-а-а… Все равно, я настаиваю! Мне чутье подсказывает, что стоит поторопиться… Подождите меня здесь, я сейчас…
Степанида, оставив женихов одних, помчалась наверх, в свою спальню. Из окна хорошо была видна речка и мостик, невдалеке от того самого дуба у входа на Поляну. Черный туман окутывал окружность ее двора, но уже возле речки было чисто. Было страшно. От мысли, что придется выйти на улицу и встретиться с «вонючками» по телу пробегала дрожь. Но еще страшнее было увидеть Антона мертвым. Пусть они мало знакомы, но как бы там ни было, каждый из них затронул часть ее сердца и сидеть со сложенными руками, когда может помочь, она не станет! Сдерживая панику быстро переоделась в свои вещи и спустилась вниз.
— Одевайся! — отдала полуголому Мите позаимствованные вещи, — у меня есть план!
— Панни… — рассердился водяник, принимая одежду, — я тебя никуда не выпущу, разговор окончен!
— Митя, прости, но ты мне не отец и не муж! — вмиг обиделась Степка, — если захочу — пойду, куда хочу!
— Степанида! — рявкнул Никита, обрывая ее тираду, да так, что окна зазвенели, — ты никуда не пойдешь!
— Да что это такое… Произвол какой-то! Послушайте сначала, а то я, а то я… А то я вас из женихов уволю, вот! — и даже ножкой притопнула.
— Кхе-кхе, — закашлялся Егорыч, — простите, барышня, но жёнихи правду бають, низя вам с дому носу высовывать…
— Цыц, сказала! — повысила голос хозяйка, — сговорились вы, что ли?
— Дмитрий, — официальным тоном обратилась к водянику, — послушай сначала… — Митя ответил обиженным взглядом, от которого кольнуло сердце, — я не могу Антону дать спокойно умереть…
— Хорошо, Панни, говори, — чужим голосом ответил водяник, отведя взгляд в сторону.
Степанида испугалась. Больше чем «вонючек», испугалась того, что невольно обидела любимого, который спас ее, полуголый расшвыряв врагов, вырвал из западни, отнес домой, а она… Женщина вздрогнула от осознания собственной неправоты и подбежав к Мите, обняла за талию и крепко сжала.
— Извини, что я вспылила, просто не люблю когда на меня давят…
— Я учту, — ответил Митя серьезно, но по голове нежно погладил. Никита отвернулся.
— Послушай, за домом есть колодец. Ты сможешь из него переместить нас к реке, поближе к мостику? Оттуда мы сразу на Поляну. «Вонючки» не заметят! Мы пулей! — заговорила быстро, опасаясь, что они разобьют ее план в пух и прах, — назад таким же путем.
— Если колодец не высох, то по идее могу, посмотреть сначала надо.
— Ничаво он не высох! — ответил Егорыч.
— Егорыч говорит, что не высох! — обрадовалась Степка.
— Митя, не стоит рисковать! — вмешался Никита, — не повторяй моих ошибок, мы не знаем сколько их и на что способны! Ты сможешь потом простить себе… ее гибель?
— Никита, не нагнетай! Думаешь я не боюсь? — повернулась к нему Степка, — да я там чуть в штаны не… кхм, испугалась одним словом! Но Антон… — голос ее сорвался, стоило посмотреть на заострившееся лицо олигарха, — нам не чужой! Неужели ты не боишься, что он умрет у нас на руках?
— Боюсь! — крикнул мэр, — но еще больше боюсь, что умрешь ты! — его глаза из янтарных сделались кофейными, полыхнув маленькими молниями в каждом, и он быстро отвернулся.
