По толпе гул, а я лыблюсь, хоть и щиплет глаза.
Одна свадьба у нас всё-таки будет!
***
…текст не идёт. Хоть завязывай с писаниной, блин. Только я вот ничего другого не умею.
Короче, психанул. Закрыл, на хрен, Ворд. Всё, никаких больше сочинений! Да и вообще: было ли что? Может, просто приснилось? И я не писатель вообще?
Погуглил. Верно, нигде никакой «Битвы за розу» Сергея Адова. Нехило меня переглючило. Ну ни судьба мне на литературный Олимп взойти!
…звонок не сразу слышу. Да и еле вспоминаю, где телефон стоит. Дома тишина и пылища, будто здесь уже несколько дней никто не жил. Хорошо, у меня стационарный телефон есть, а то мобильник сдох давно.
Плетусь, снимаю трубку.
– Здравствуйте…
Помехи и неуверенный голос.
– Вы – Сергей Адов?
– Да, а можно узнать, кто вы?
Напрягают такие звонки. Потом начинают кредиты втюхивать или что-то ещё.
– Друзья называют меня Фил, и вы меня не знаете.
– Фил, постойте. Мне кажется, знаю.
Это, конечно, совсем бред. Но ведь как раз о Филе из нашего мира и говорила Юдифь. Стоп! Значит, всё это – моё путешествие – правда?!
Плюхаюсь на тумбочку возле телефона.
На другой стороне тяжело и взволнованно дышат. Наконец, он решается.
– От девушки с розовыми волосами, да?
– От неё.
Через время, в которое я бешусь и подпрыгиваю на тумбочке:
– Нам нужно встретиться. Это серьёзно.
– Верно, – соглашаюсь. – Когда и где?
– Тема очень деликатная. Лучше, чтобы не привлекать лишнего внимания, у вас или у меня.
– Хорошо, подъезжайте.
– Буду через минут десять-пятнадцать.
Никого ещё так не ждал. Мечусь из угла в угол. Даже попыплесосить попробовал. Трясёт всего, словно перед собеседованием, от которого зависит моя жизнь.
Поэтому толстяк на пороге приводит чуть ли не в бешенство: заблудился с пиццей, что ли?
Но он добивает коротким:
– Снова здравствуйте. Я – Фил.
Так! Если предположить, на минуту хотя бы, что Юдифь существовала, то почему она любезничала с ним, но отвергла меня? Ведь рядом с этим боровом даже я – звезда Голливуда.
Однако отступаю и пропускаю внутрь:
– Идёмте на кухню. У меня есть чай.
Он садится на жалобно скрипнувший табурет, несколько секунд расшифровывает рисунок на обоях (а иначе зачем так долго на них смотреть?) и говорит, наконец:
– Что вы знаете о Призванных мирах?
– Если честно, почти ничего, кроме названия. Юдифь… – произношу имя, и тут же морщусь, поднимаю ладонь, мотаю головой: – да, чушь сморозил.
– Нет, не сморозили. Юдифь есть.
– Но Юдифь же была из книги. Из моей книги… которой никогда не было…
– Была, вот, – и кладёт на стол замусоленные листы. Смотрю и не верю: строчки исчезают на глазах, как будто стирают ластиком.
– Что за…
– Привязки порвались окончательно. Мир сорвался и ушёл в свободное плавание. Знаете, как рыба с удочки. Ведь мало призвать – нужно ещё удержать, сделать своим. Вам попался строптивый мир.
– Да уж, так что там с призванными?
– Очень просто. Мириады миров – невидимых, неощутимых никакой техникой – летают вокруг. Но те самые «имеющие уши», «орган для шестого чувства» – в общем, люди творческие, они улавливают вибрации, исходящие от миров – тончайшие, энергоинформационные. И начинают призывать их – приманивать, притягивать тем, что постоянно о них думают. И мир подходит, так близко, что вы можете слышать не только его вибрацию, но и его истории. Вот как-то так.
Будь у меня пистолет, я бы выстрелил ему в мозг, чтобы.. .не распространял бред…
…не рассказывал это кому-то ещё.
– И вы хотите предложить мне… – делаю округлый жест руками: ну же, давай!
И он достаёт из обширного рюкзака странный предмет, похожий на фен и бластер одновременно, кладёт на стол и заявляет:
– Немного порыбачить, – и улыбается сумасшедше-радостно, – эта штука, – кивает на фен, – мой наставник назвал её перемещатель, но правильнее будет – призыватель. С её помощью можно призвать любой мир и вытащить из него всё, что угодно.
– Стойте, Фил! – меня подкидывает с табуретки. – Юдифь говорила, что какие-то нехорошие люди хотели воспользоваться данной технологией. И даже ей такое показалось ужасным. Она говорила мне, что нужно скорее возвращаться и остановить их.
– Не волнуйтесь, тех недотёп я уже остановил. Теперь объясняют мозгоправам, что они не верблюды. Глупцы, они думали, будто провернули всё сами…
– А на самом деле? – перехожу на свистящий шепот и судорожно ищу на столе нож.
– А на самом деле за этим стоял я, – он улыбается с наслаждением маньяка. – Но всё пошло не так. У мира оказалась слишком сильная воля, он сорвался и ушёл от нас.
– От нас? – пячусь подальше.
– Именно. Вы ведь напишите вторую часть. И больше мы тот мир не уступим.
Сползаю по стене. Хочу только одного: пусть это будет сон. Пусть будет сон!
Но Фил смеётся слишком реалистично.
***
– Да, Машуня, конечно. После работы – сразу к тебе, как штык. Обещаю!
У Машки есть потрясающая способность звонить не вовремя, но я не злюсь. До чёртиков рада слышать её голос, сорвалась бы прямо сейчас. Но после обеда – встреча с важным клиентом. Папа сказал: вопрос жизни и смерти.
Слава богу (или Великому Охранителю – мысленно посылаю ему воздушный поцелуй), у нас недалеко от офиса открылась премилая кафешка. Из тех, что называется «вкусно и недорого». Беру салат и кофе, сажусь за столик, кидаю рядом сумочку. И только теперь слышу песню. Слышала её сто раз и очень люблю. Но впервые слышу по-настоящему:
Я довольно молодой Бог
И возможно, у меня опыта нет…
Улыбаюсь: ещё какой молодой и совсем неопытный. Тебе бы только зайцев давить.
Ни минутки у тебя нет,
На работе перерыв всего ничего…
И всё-то ты знаешь! Так и есть! Но я и перекусить не успею, если буду тебя слушать…
Но ты напудришь нос, выйдешь на обед…
Вашей божественности нужно знать, что я пудрой не пользуюсь. Но ладно – посчитаем за фигуру речи.
И за столиком в кафе ты встретишь его…
А вот это уже нечестно и удар под дых. Потому что он мне теперь снится. Каждую ночь. Я и так вынуждена жить в мире без его улыбки. Ковыряю салат, когда сверху доносится:
