Рим был весь мир, и нелый мир был Рим, И если вещь одну звать именем одним, То имя Рим позволено отринуть И называть его землей, водой, эфиром, Тогда весь мир сожмется до пределов Рима, Как Рима план являл собою карту мира[283].
Карта, заключив, как по волшебству, необъятность мира в свои рамки, создавала иллюзию полного господства над ним. Мало кто заметил, что на карте Агриппы расположение Бетики[284] было указано неправильно, зато каждый римлянин мог по достоинству оценить размах империи и, следовательно, величие своего принцепса. Теперь любой, только взглянув на карту, представлял, в каких местах бились римские легионы в старину и где они бьются сегодня. Теперь ничего не стоило проследить взглядом за течением Рейна, обозначавшего границу Косматой Галлии, или обозреть береговую линию Средиземного моря, очертившую Нарбон, Испанию, обе Африки, Египет, Сирию, Киликию, Азию, Вифинию, Македонию, Грецию, италийские земли. Бесчисленные острова, разбросанные там и сям по огромным просторам этого моря, все признали римское владычество — Корсика, Сардиния, Сицилия, Крит, Кипр, все Киклады. Рим подчинил себе и приручил волшебные страны, в которых когда-то разворачивались события, запечатленные в греческих мифах. И этот неисчерпаемый источник поэтического вдохновения вместе с картой перенесся в Рим.
На подступах к этому гигантскому образованию теснились покоренные царства и варварские народы. Одного взгляда на карту было довольно, чтобы вздрогнуть от опасной близости Иллирии и Паннонии, — каждому становилось ясно, что эти земли следовало завоевать, объединить Македонию с Венетией, тем самым укрепив единство империи и обеспечив безопасность Италии. Точно так же обывателю грело сердце созерцание невероятной, фантастической отдаленности Парфии, угрожавшей лишь отодвинутым глубоко на восток границам покоренного мира.
Составление карты преследовало не только зримые, конкретные, но и более отвлеченные, идеологические цели. Разумеется, карта служила наглядным подтверждением величия принцепса и в этом смысле выполняла назначение символа власти. Но в то же время карта приносила большую пользу. В годы правления Августа, когда от завоевания новых провинций империя перешла к насаждению в них своей модели управления, небывалое прежде значение приобрела география. География отвечала за «инвентаризацию» мира, объясняя, почему одни военные походы необходимы, а другие — те, которые не удавалось довести до победного завершения, — не нужны. Так, современник Августа географ Страбон утверждал, что Британия, в которой принцепс потерпел фиаско, не представляет для Рима никакого интереса.
В пространстве, описанном географами и выставленном на всеобщее обозрение в портике на Марсовом поле, Рим занимал центральное место. Из Рима разбегались по миру все дороги, в Рим же они возвращались. Эта идея получила зримое воплощение в 20 году, когда Август воздвиг на Форуме колонну, символизировавшую место слияния всех дорог империи. Выбитые на колонне надписи указывали, какое расстояние отделяет Рим от всех крупных городов мира.
Город, ставший средостением мира, не мог не быть достойным своей великой миссии. На всем протяжении своего правления Август не жалел усилий, украшая Рим. Рассказ о его градостроительной деятельности занимает немалое место в «Деяниях»:
«Курия с прилегающим вестибулом[285], храм Аполлона на Палатине с портиками, храм божественного Юлия Цезаря, Луперкал, портик близ Фламиниева цирка, которому я оставил имя Октавия, соорудившего первый портик на том же самом месте, императорскую ложу в Большом цирке, храмы Юпитера Феретрия и Юпитера Громовержца на Капитолийском холме, храм Квирина, храмы Минервы, Юноны царицы и Юпитера Освободителя на Авентинском холме, храм ларов на Священной дороге, храм Пенатов на Велии, храм Юности, храм Великой матери богов на Палатинском холме были реставрированы мною.
Я осуществил дорогостоящую перестройку всего Капитолия и театра Помпея, но не стал давать ему свое имя. Я восстановил акведуки, которые во многих местах обветшали и пришли в негодность; я вдвое увеличил мощность Марциева водопровода, напитав его от нового источника. Я закончил постройку Юлиева форума и базилики, расположенной между храмом Кастора и Поллукса и храмом Сатурна, — обе стройки начал мой отец и почти довершил их. Когда та самая базилика погибла в огне пожара, я от имени моих сыновей приказал ее перестроить, увеличив, и, если мне не дано будет завершить начатое, завещаю наследникам сделать это. В год своего пятого консульства (29 г. до н. э.) я с благословения сената отремонтировал 82 храма, не обойдя вниманием ни один из нуждавшихся в переделке. В год своего седьмого консульства (27 г. до н. э.) я починил Фламиниеву дорогу, ведущую из Рима в Аримин, и все мосты, кроме моста Мульвия и моста Минуция.
На средства от военной добычи я воздвиг на принадлежащем мне земельном участке храм Марса Мстителя и Форум Августа. По соседству с храмом Аполлона я воздвиг театр, выкупив большую часть земельного участка у частных лиц, и дал театру имя своего зятя Марка Марцелла»[286].
Как видим, размах немалый. И в самом деле, Август действовал в русле традиции великих триумфаторов прошлого, которые по возвращении из победоносного похода часть военной добычи жертвовали на сооружение новых или реставрацию старых памятников архитектуры. Но за внешним сходством таились глубокие внутренние различия. Некоторые из построек, затеянных Августом, действительно носили триумфальный характер, то есть осуществлялись за счет военной добычи, например Марсов форум. Но многие другие он оплачивал из своего собственного кармана, что решительно меняло дело. Август превратил градостроительство в дело политической важности, на каждом шагу подчеркивая свою щедрость по отношению к горожанам. Мало того, право благоустраивать Рим он оставил исключительно за собой, предлагая остальным магистратам и даже членам своей семьи проявлять градостроительную инициативу в провинциальных городах.
Так Рим постепенно превращался в место, где любое благодеяние исходило только от принцепса. Август не забывает упомянуть, что он не стал всем вновь появившимся памятникам присваивать свое имя, но разве он в этом нуждался? Разве не ясно было всем и каждому, что чудесное превращение, которое переживал город, происходило исключительно благодаря ему? Впрочем, некоторым новым сооружениям он присваивал имена своих родных. Мы уже говорили о театре Марцелла, но такой же чести удостоились Октавия и Ливия, каждая из которых получила по портику.
Чтобы подчеркнуть свое повсеместное присутствие в городе, Август нашел иной способ. Он разделил Рим на 14 районов, в свою очередь поделенных на 265 кварталов. Согласно старинному обычаю на городских перекрестках всегда устанавливали жертвенники богам Ларам, происхождение которых оставалось загадкой даже для ученых того времени, но которым поклонялись все жители Рима, включая рабов и вольноотпущенников, считавших Ларов богами-покровителями. Получив звание верховного понтифика, Август ввел обычай поклоняться Ларам — хранителям его собственного домашнего очага, а также его личному гению. В 12 году он впервые испробовал это новшество в одном из римских кварталов, но постепенно распространил его на весь город, заставив участвовать в его домашнем культе такие категории жителей, которые всегда считались самыми опасными с точки зрения возмущения общественного спокойствия.
