– В другой раз, – почти хором выдают Биб с Уорреном.
Николас просто пожимает плечами. Натали тоже не хочет отвечать, и я борюсь с мыслью, что она каким-то образом попала под влияние своего работодателя, отца Марка, когда вдруг вызывается сам Марк:
Есть у меня такое грустное подозрение, что это его подражание мне – даже если он не думает подражать, все сочтут именно так, – скорее создаст дополнительные проблемы, чем решит уже имеющиеся. Тем не менее я отрезаю ему кусочек, охватывающий середину клоунских губ. Поднимая его ко рту, он спрашивает:
Кажется, он намекает на что-то еще.
– Тот, что от мамочки и от ее друга.
Не приходится сомневаться, что его слова только усилили напряженность обстановки. Я, не глядя на Николаса, принимаю плоский прямо-угольный пакет, на котором почерком Натали выведено: «С днем рождения, с любовью».
– Он самый – да, мам? – Марк смеется, изо рта у него летят крошки. Он вытирает губы, пока я распаковываю презент. Еще до того, как вся серебристая обертка снята, я понимаю – там, внутри, DVD-диск. На задней части коробки никакой информации нет – белый лист. Интересно, поэтому Марк вот-вот лопнет от смеха – очередная шутка?
Я переворачиваю футляр под аккомпанемент все усиливающегося хихиканья Марка и снимаю остатки упаковки.
Передо мной – последний, утерянный фильм с Табби Теккереем.
49: ИнтертитрыЛучшее определение для обложки – кустарная. Просто лист бумаги, подогнанный ножницами под размер стандартной пластиковой коробки. Под крупнобуквенным заголовком – размытое зернистое изображение. Наверное, кадр из фильма – Табби в мантии и в шапочке выпускника. Огромной указкой он тычет в какие-то меловые каракули на доске. Надеюсь, сама запись качественнее – по этому кадру вообще невозможно понять, внятный ли это текст или какой-то бред. Лицо Табби – его фирменная улыбка, в частности – различается лучше, но, может быть, лишь потому, что оно мне знакомо, приелось даже. Оторвав глаза от футляра, я решаюсь спросить:
– Где вы это нашли?
– В Интернете. Там всё есть. Надо только хорошо поискать.
Меня пробирает неожиданный озноб.
– Вы что, скачали его?
– Нет, купили на Интернет-аукционе.
– Недешево, – подчеркивает Биб.
– О, Натали, надеюсь, вы не переплатили.
– Разве речь может идти о деньгах, когда этот фильм так для тебя важен! Продажи твоей книги все равно покроют все. Может, даже вытряхнем дополнительный чек из издателей.
– Хорошая мысль, – говорит Кирк Колину, и они оба смеются.
В пользовании Сетью я, похоже, все-таки профан.
– Говоришь, кто-то с работы помог его достать? – обращаюсь я к Натали.
– Признаюсь – виновен, – говорит отец Марка.
Слишком поздно я осознал, что втайне молил о том, чтобы это был не Николас.
– Что ж, тогда – спасибо, конечно, большое.
– Всегда пожалуйста.
– Николас подыскал курьера, – поясняет Натали. – Иначе в срок мы бы его не получили.
– Паси, баба, шоры, щассс, – вылетает из моего рта.
– Эм? – Марк хихикает, и Николас смеряет его кислым взглядом.
– Я сказал, – откашливаюсь я, – спасибо большое еще раз.
– Всегда пожалуйста еще раз.
– Так где конкретно вы его нашли? – в этот раз мои слова обретают приемлемую четкость, но Николас все равно удивленно выгибает бровь и хмурится. Я собираюсь повторить вопрос – даже если во второй раз он прозвучит невнятнее, – но тут Марк предлагает:
– Давайте сейчас посмотрим Табби!
– Может, подождем пока? Нужно сделать заметки, – эти слова Кирк явно адресует мне.
– Я не против оценить вашу реакцию. И Колина.
– А как насчет нас? – спрашивает Биб.
Все мои непонятные сомнения вдруг уступают место безрассудству. Если она хочет посмотреть фильм – значит, несет ответственность за все, что с ней случится после.
– Все на просмотр! – говорю я так, будто нахожусь у себя дома и волен распоряжаться. – Давненько у Табби Теккерея не было такой большой аудитории.
– Подкрепитесь, пока не поздно, – говорит Уоррен.
Конечно же, никакого второго зловещего дна в его словах нет. Он просто предлагает снова наполнить бокалы. Приторная сладость, оставшаяся от торта, придает мерло неприятный привкус лекарства, отчего у меня в голове учащается пульс. Я не знаю, как повлиял вкус сладостей на апельсиновый сок Марка; его улыбка странно дрожит, а потом становится увереннее – думаю, в предвкушении предстоящего шоу. Он точно первый в очереди в смотровую комнату.
Уоррен берет обязанности организатора на себя. Он протягивает руку за диском. Я аккуратно держу тот пальцами за края, хотя это, пожалуй, излишняя предосторожность. Натали-то точно знает, что прикосновение к «активной» поверхности диска ни на что не повлияет, но кто-то и так уже запачкал его отпечатками пальцев – может, бывший владелец. Пока Уоррен ставит диск в DVD-проигрыватель, я сажусь рядом с Марком на диван, прямо напротив экрана. Натали на другой стороне, а мои издатели сидят возле наших ног на полированных половицах. Николас и Джо хотят оставить два места для хозяев, но Уоррен приносит с кухни стулья для Биб и для себя. К этому моменту Марк уже полон нетерпения, он болтает в воздухе ногами, которые размыто отражаются в глубинах пола. Когда Уоррен берет пульт, Марк произносит:
– Мы можем снова выключить свет?
– Почему, тебе нравится темнота? – спрашивает Биб.
Я пытаюсь понять по ее интонации, подразумевалась ли тут запятая, а Марк говорит:
– Она делает фильм реалистичней.
– Боже, у нас с реальностью вообще проблемы. Ладно, Саймон, это твой фильм. Тебе решать.
Ее первый комментарий настолько разозлил меня, что мне хочется перестать ее видеть.
– Я выключу свет.
Я не уверен, но мне показалось, что она испытывает беспокойство. Уоррен выключает свет. Комната освещается экраном, и тот словно обесцвечивает пространство внутри нее. Уоррен жмет на пульт, и экран приобретает небесно-синий оттенок. На протяжении некоторого времени ничего не меняется, и я начинаю волноваться, что диск может оказаться пустым. Но затем цвет неба заменяют титры.
Их не так много. «Табби говорит правду». Производство: Табби Теккерей. Сценарист: Табби Теккерей. В ролях: Табби Теккерей. Режиссер Оруэлл Харт. Обзор камеры расширяется от доски, на которой мелом написаны титры, чтобы показать нам Табби, втиснувшегося за парту. Затем кадр сменяется другим: Табби сидит в пустом классном кабинете. Оба кадра – слишком уж широкие.
