В туманной пелене на рейде что-то двигалось. Сначала это была просто тень, смутно виднеющаяся сквозь подсвеченную солнцем завесу. Потом из нее вынырнул длинный черный рей, а затем мачты и снасти обрели четкие очертания. Не веря сам себе, я услышал едва различимое, но безошибочно узнаваемое поскрипывание, и корабль открылся нашим взорам: высокий, стройный, под одними марселями он медленно выплывал из тумана, разворачиваясь к нам своим черным с белой полосой бортом. Его порты были открыты, орудия выдвинуты, на палубе сновали матросы, а на бизань-гафеле развевался флаг: синяя, белая и красная полосы. Б-же милостивый, да это же лягушатники! Тут, справа от него, из под полога вынырнул другой корабль, поворачивая вслед за первым: еще один французик – с пушками, флагами и всем прочим!
Элспет была рядом, я обнял ее так крепко, что едва не выдернул из седла, и мы, словно зачарованные, не отрываясь смотрели на них. Бегство, форт, преследователи – все было забыто, и она взвизгнула мне прямо в ухо, когда в кильватер к первым двум из тумана показалось третье судно. И на этот раз самое настоящее, ей-ей, потому как сквозь слезы, хлынувшие из глаз, я разглядел на мачте рассекающего океанскую синь фрегата родной наш «Юнион Джек»!
Я кричал один Б-г знает что, а Элспет хлопала в ладоши, но тут из форта, всего в нескольких сотнях ярдов от нас, бабахнуло орудие, и над батареей повис белый плюмаж. Три корабля направлялись к форту; флагманский лягушатник лег на другой галс, захлопав парусами, и вдруг весь его борт окутался облаком огня и дыма. По мере того как ядра попадали в форт, слышался ужасный треск; потом наступила очередь двух остальных кораблей. Под гром канонады, эхом раскатывавшейся по морю, и окутавшись серой пеленой, отстрелявшиеся парусники удалялись в море, заходя на разворот.[148]
Плохо нацеленное ядро, просвистевшее над нашими головами, напомнило, что мы находимся на самой линии огня. Я крикнул Элспет, и, доскакав до деревьев, мы с треском вломились в кусты и соскользнули наземь, чтобы понаблюдать за сценой, разыгрывающейся в бухте.
– Гарри, а почему они стреляют? Ты полагаешь, они пришли спасать нас? – Она возбужденно стиснула мою ладонь. – Откуда они знают, что мы здесь? Мы ведь им не махали, не жгли костер и вообще ничего такого. Ты собираешься покричать им, любимый?
Ага, самое то, когда не далее как в четверти мили от тебя гремит залп из сорока корабельных орудий, а форт палит в ответ. Французский флагман подошел на дистанцию прямого выстрела; стена форта окуталась облаком дыма и пыли, и головной лягушатник покачнулся. Элспет вскрикнула, когда его фор-стеньга накренилась и медленно скрылась в дыму, увлекая за собой спутавшиеся паруса и снасти. Следом отстрелялся второй, причем столь же безобразно, как всегда у этих чесночников, зато от форта получил как надо. «Б-г мой, неужели лягушатников побьют?» – думаю я, видя, как второй «француз» лишился крюйс-стеньги и поковылял прочь с кормой, усыпанной обломками рангоута. И тут подходит английский фрегат. Как правило, я не высокого мнения о наших флотских, но должен признать, те не ударили лицом в грязь перед иностранцами: фрегат шел спокойно и величаво, выдерживая паузу, в то время как в него одно за другим врезались ядра, разбивая в щепы фальшборт.
В прозрачном, как хрусталь, воздухе различима была каждая деталь: вот лотовые делают промеры на русленях, матросы в белых рубахах снуют по палубе, офицеры в синих мундирах стоят на шкафуте, видно было даже малютку-мичмана, взобравшегося на мачту и наблюдающего за фортом в подзорную трубу. Корабль безмолвно скользил, и мне стало уже казаться, что он вот-вот выскочит на мель, но тут раздался зычный голос, моряки засуетились, паруса захлопали – фрегат начал поворачивать, и одновременно с оглушительным грохотом разрядил все свои орудия разом. Взрывная волна залпа обдала нас горячим ветром, укрепления исчезли в облаке дыма, пыли и обломков. Но вот все осело, и нашим глазам предстал форт, орудия которого беспорядочно громыхали в ответ.
Фрегат ловко повернул, но ни он, ни подраненные лягушатники не собирались, похоже, делать новый заход. Мне в голову пришла ужасная мысль, что корабли уходят, и такая подлая трусость переполнила чашу моего терпения.
– Вернитесь, с-ны дети! – орал я, приплясывая от гнева. – Пр-тье, перед вам только кучка ниггеров! Навалитесь на них как следует, чтоб вам! За что тогда вам платят?
– Смотри-ка, Гарри! – взвизгнула Элспет. – Взгляни, любимый, они идут! Видишь – лодки!
И верно, из-за лягушатников вынырнули баркасы, еще одна шлюпка шла от английского корабля. Пока корабли разворачивались и снова атаковали форт, лодки, набитые людьми, приближались к берегу. Значит, они решили брать форт штурмом под прикрытием пушек эскадры. Я приплясывал и сквернословил от возбуждения – это же наш шанс! Как только десант высадится, нам надо бежать к ним. Пробравшись сквозь ветки назад, я посмотрел на холм: наши друзья-хова уже спускались вниз, направляясь к глядящей на материк стене форта. Бежали они вразвалочку, но тут раздалась команда унтер-офицера, который, как мне показалось, махнул в сторону нашего убежища. Так и есть, некоторые хова начали заворачивать, офицер повел их на нас – пр-тый черный мерзавец: чужеземные корабли атакуют твой ч-в остров, а ты занимаешься непонятно чем!
– Что нам делать, Гарри? – спрашивает Элспет. – Может, поспешим на берег? Не стоит медлить.
А она вовсе не так глупа, как выглядит. Но я, по счастью, тоже не лыком шит. Шлюпки вошли в полосу прибоя, и до берега им оставалось рукой подать. Соблазн опрометью ринуться к ним был слишком велик для любого уважающего себя труса. Но если мы слишком рано выскочим из убежища, оказавшись на голой полосе песка в трехстах ярдах от места, где причалит ближайший баркас лягушатников, то нас ничего не стоит подстрелить из форта. Надо оставаться в рощице до тех пор, пока десант не высадится на пляж и не устремится к форту – черные стрелки окажутся все заняты, и мы сможем преспокойно добраться до лодок, размахивая по пути белым флагом – для этой цели я приспособил нижнюю юбку Элспет, твердой рукой отметая ее жалобы и протесты. Тем временем я не спускал глаз с приближающихся хова. Их было трое да держащийся позади офицер; передний почти достиг деревьев, замешкался и обернулся, спрашивая совета товарищей. Потом его плоское, грубое лицо повернулось в нашем направлении, и он начал пробираться через заросли, водя копьем и поглядывая по сторонам.
