Меня интересовало совсем иное направление. Я был порабощен фермой Блэквуд, этим затерявшимся на южной стороне уголком, где прозаические вещи представлялись мне самыми драгоценными.
Здесь я чувствовал гармонию. Но, бесспорно, я устал духовно. И это было после моей битвы с Джулианом, но, без всякого сомнения, его больше нигде не наблюдалось.
Я свернул письмо.
Я разделся.
Я развесил свою одежду по вешалкам, как благовоспитанный смертный, облачился в ночную фланелевую сорочку, извлек из-под подушки экземпляр книги, повествующей о маленькой Нелл, и читал, пока солнце не замаячило над горизонтом, угрожая моему сознанию, погружая меня в пустоту и покой.
Глава 31
Эта книга подходит к концу. Вы это знаете. Я это знаю. Кроме того, что еще мне осталось сказать? Так почему я продолжаю писать? Читайте же и узнаете.
Как много миновало ночей? Я не знаю. Я неважно считаю. У меня путаются века и цифры. Но я чувствую время.
Я чувствую его так же, как вечерний воздух, когда выхожу гулять, или ощущаю дубовые корни под своими ногами.
Ничто не могло заставить меня покинуть ферму Блэквуд. Пока я находился на этой территории, я был в безопасности. Я даже немного сократил общение со Стирлингом. Просто не мог поддерживать разговор о Талтосах, хотя это, конечно же, самая интересная тема беседы, но она замешана в эту тему, она изначально…
Поэтому когда я не читал о маленькой Нелл или о Дэвиде Копперфильде, я слонялся по территории, спускался к болоту, где я столкнулся с Патси, или брел через маленькое кладбище, или через широкие лужайки, чтобы полюбоваться клумбами, просто чудесно устроенными, хотя старик, человек, ухаживавший за ними, уже ушел в мир иной.
У меня не было выверенного пути, но у меня было четко отмерянное время. Обычно я выходил на прогулку за три часа до рассвета.
Моим любимым местом могло бы стать кладбище. Все эти безымянные могилы и четыре дуба, которые их окружали, и в столь опасной близости болото.
Могила, на которой сожгла себя Меррик, была вычищена. Никто бы не догадался, какой здесь полыхал костер. И регулярно сметались листья, а маленькая скромная часовенка была ежедневно безупречно убрана… И не было дверей, а в окнах — стекол. Это было готическое строение со стрельчатыми арками. А внутри стояла скамья, на которую можно было присесть и погрузиться в себя. Но не этим я больше всего любил заниматься.
Моим любимым занятием было сидеть у подножия самого большого дуба, того, чей корень тянулся по кладбищу в направлении болота.
Я ступал туда с опущенной головой. Я не думал ни о чем конкретном, разве что о том, что редко я чувствовал себя таким счастливым или настолько несчастным. Мне не нужна была Кровь, но я жаждал ее. Порой я невыносимо ее хотел. Особенно во время этих прогулок. Я мечтал о мародерстве или об убийстве. Я мечтал о грязной интимности — мой голод впивался в воспаленные ненавистью нервы. Но у меня не было сил незамедлительно осуществить свои намерения.
Границы фермы Блэквуд накладывали ограничения и на мою душу.
Я направился к своему дубу. Я собирался сидеть там и смотреть на кладбище, разглядывать невысокую узорчатую ограду с украшенными завитушками штырьками, смотреть на могилы и нависавший силуэт часовни. И кто знает? Может, с болота принесет туман. И небо окрасится в знакомые и, ах, такие нужные мне тогда, пурпурные тона до того, как встанет солнце.
Вот, чем я собирался заняться.
Я жил в прошлом, настоящем, будущем. И я вспоминал, как однажды, совсем близко отсюда, под другим дубом, тем, который растет неподалеку от ворот кладбища, я встретил одиноко идущего Квинна, после того, как он убил Патси, и я дал ему свою кровь.
Никто за все время моих странствий не ненавидел меня так, как Патси ненавидела Квинна. Патси изливала на него столько ненависти, сколько могла накопить ее душа. Можно ли судить за такое? Ах. Моя собственная мать, которой я дал Кровь, попросту стала ко мне безразлична, да и была такой по отношению ко мне в той или иной степени всегда. Очень отличная от ненависти эмоция. Но о чем я хотел рассказать?
Да. Что я встретил Квинна, и дал ему испить мою Кровь. Интимный момент. Грустный и волнующий. И передача силы от меня Квинну. Поэтому совсем немного он принадлежал мне. Я видел его сложную, доверчивую душу, и как ее разрушил Темный дар, и как на обломках восстал смелый и упорный все преодолевший Квинн Блэквуд, настроившийся найти смысл в том, что произошло.
Наша не знающая покоя созидательная сила.
Я любил его. Сладкий, легкий. Никаких собственнических претензий или яростной страсти. Никакой неизбежной пустоты. А потом я наблюдал, как он обрел себя, обретя Мону, что было приятнее кровавой жажды… Я думал об этом, приближаясь к своему дубу, мечтая, и смешивая свои мечты со стихотворными строками, строками, которые я украл, повыдергивал и вплел в свои желания: "Ты пленила мое сердце, сестра моя, невеста… как любезны ласки твои…" Как мог я утихомирить воображение? Как мог не мечтать? "Положи меня, как печать, на сердце твое".
И что мне было до того, что я уловил запах смертного? Ферма Блэквуд — цитадель смертных. Имел ли значение для кого-то тот факт, что тут гуляет Лестат, в котором все они видели столь желанного гостя? Итак, кто-то из них шел, чтобы пересечь мне дорогу. Я закрыл сознание. Мой мозг и моя поэзия потерпели фиаско: "Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе".
Я нашел свое дерево, а моя рука ухватилась за его ствол.
Она сидела там, сидела на могучих корнях, и смотрела на меня. Ее белый халат был весь в пятнах высохшей крови, табличка с именем перекошена, лицо искажено, ее глаза — огромные, голодные. Она встала, очутившись в моих жадных объятиях.
Я прижимал ее к себе, это гибкое, трепетное создание, и моя душа раскрылась.
"Люблю тебя, люблю, как никого и никогда, люблю вопреки здравому смыслу, и это больше смелости, сильнее чар зла, дороже всех сокровищ и самой Крови, люблю всем своим смирившимся сердцем, о котором я не знал, что оно у меня есть. Моя сероглазая, моя ослепительная, мой мистик, владеющий медицинской магией, моя мечта, ох, дай мне только обнять тебя, я не смею поцеловать тебя, я не смею…"
Она поднялась на цыпочки и просунула свой язык между моими губами.
"Хочу тебя, хочу тебя всей своей душой. Ты слышишь меня, знаешь, через какую я перешагнула бездну, чтобы прийти к тебе? Нет бога в моей душе, кроме тебя. Я принадлежала жадным духам, я принадлежала монстрам, сотворенным из моей же плоти, я принадлежала идеям и формулам, и мечтам, и великолепным проектам, но теперь я принадлежу тебе, я твоя".
Мы вместе легли на траву, на склон, возвышавшийся над кладбищем, под сень дуба, где нас не могли видеть звезды.
Мои руки хотели ее всю, ее плоть под плотным хлопком, изгиб ее маленьких бедер, ее груди, ее бледную шею, ее рот, ее интимные органы, такие влажные и готовые для моих пальцев, мои губы скользили по ее горлу, не позволяя себе ничего, кроме того, чтобы просто чувствовать кровь под кожей, а мои пальцы тем временем доводили ее до разрядки, а она стонала, прижимаясь ко мне, ее члены стали жесткими, когда она достигла пика, и она расслабленно прильнула к моей груди.
