— Самое главное заключается в том, — выдохнула она, — что ты так ничего мне и не сказал. И мне пришлось узнать правду от твоего отца. Ты хоть понимаешь, какое унижение я испытала? Ты видел это выражение самодовольства у него на лице?
Рэндалл поморщился.
— Я все понимаю. Если бы я только мог, то переиграл бы все наново.
— Ты уже сделал все, что мог. Считай, что мы в расчете. — И Линдсей уронила манильский конверт на стол.
Он небрежно отмахнулся.
— Эту статью я написал бы в любом случае.
Несмотря на свое предубеждение, она не могла отрицать очевидного: он ничуть не старался преувеличить значимость своего поступка, за который, по мнению многих, можно было бы отпустить все грехи.
— Послушай, ни ты, ни кто-либо еще больше ничего не сможет сделать, — сказала она. — Благодаря твоему отцу я рискую лишиться не только своего дома, но и магазина. Что бы ни случилось завтра, я знаю, что он не оставит меня в покое до тех пор, пока не раздавит или не выжмет досуха, в зависимости от ситуации.
— Даже если он выиграет, это всего лишь очередной шаг в долгом процессе, — напомнил ей Рэндалл. — Еще есть надежда.
— В самом деле?
На рассмотрение и удовлетворение апелляции в судах могут уйти годы, и в том невероятном случае, если она добьется своего, это будет Пиррова победа. Лучшее, на что она могла бы рассчитывать, — это что у нее останется достаточно средств, чтобы внести первый взнос за другой дом. — Не забывай, у твоего отца имеются высокопоставленные друзья. Говоря откровенно, мне сообщили, что в Сакраменто есть человек, готовый утвердить положительное решение суда.
Рэндалл мгновенно навострил уши.
— От кого ты это слышала?
— У меня есть свои источники.
— Почему ты думаешь, что этот человек связан с моим отцом?
— Разумеется, я ничего не могу утверждать, но я чую неладное. Совпадение по времени представляется чрезвычайно подозрительным, ты не находишь? Этот парень, Куртис Брукс, становится главой Комитета по землепользованию незадолго до того, как должно состояться судебное заседание, а потом мне говорят, что он готов дать зеленый свет проекту твоего отца. Очевидно, он в долгу перед ним. Или же его просто подкупили.
Рэндалл умолк, о чем-то размышляя.
— Взгляни правде в глаза, — продолжала Линдсей, — они загнали меня в угол. Даже если я выиграю на завтрашних слушаниях, этим дело не кончится. Они будут давить на меня и дальше.
На лице у Рэндалла оставалось все то же задумчивое выражение, и он загадочно обронил:
— Есть еще один способ. Не забывай: кто ищет, тот всегда найдет.
— Верно. Вот только умных мыслей у меня больше нет. Я иссякла. — Она вздохнула и взяла в руки куртку и сумочку.
— Не исключено, что я смогу помочь. Полагаю, ты не согласишься поужинать со мной, — сказал он, с надеждой глядя на нее.
— Это исключено.
Рэндалл выглядел разочарованным, хотя, похоже, это его не удивило. Он ограничился тем, что сказал:
— В таком случае мне придется довольствоваться поцелуем на ночь. — И прежде чем она успела остановить его, он обнял ее и прижался губами к ее губам.
Поначалу Линдсей оцепенела, а потом, не в силах более сдерживаться, она на долгий и мучительно-сладкий момент уступила ему. Господи, как же ей не хватало этого! Губы его были теплыми и нетерпеливыми, от него пахло лосьоном после бритья, и еще она улавливала его собственный, неповторимый запах, который навевал давно забытые, но счастливые воспоминания. Она поцеловала его в ответ и продолжала целовать до тех пор, пока слабый голос рассудка не зазвучал настойчивее в ее голове. Но даже тогда ей понадобились все силы, чтобы оторваться от него.
— Этого, — пробормотала она, с трудом переводя дыхание, — не следовало делать.
— Может, и не следовало, но это произошло. — Он пальцем приподнял ее подбородок и посмотрел прямо в глаза. — Отрицать бессмысленно. Признавайся, ты скучала по мне? Наверное, почти так же, как и я по тебе. — Он горько улыбнулся. — Это будет ужасно, если ты дашь мне еще один шанс? Обещаю, я больше не подведу тебя.
Она на мгновение задумалась, но потом медленно покачала головой. Если для кого-то доверие можно было завоевать разговорами, то для нее в этом не было полутонов: ты или веришь человеку, или нет. И стоило кому-либо лишиться ее доверия, обратного пути для него не было.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Но я не вижу, что здесь можно сделать.
— А что нужно для того, чтобы ты изменила свое мнение?
Видя боль в его глазах, Линдсей чувствовала, как в сердце у нее образовывается еще одна кровоточащая рана.
— Даже если я научусь снова верить тебе, то как мне забыть о том, что ты — его сын? Каждый раз, глядя на тебя, я вижу его. Одно это ужасно. А что будет, когда он лишит меня всего, что у меня еще осталось?
Рэндалл стиснул зубы, и на лице у него заиграли желваки.
— Он — мой отец, и этого нельзя изменить. Но это не значит, что он — часть моей жизни.
— К несчастью, это не может изменить того, что он готов разрушить мою жизнь.
— Линдсей… — Рэндалл протянул к ней руки, чтобы вновь обнять.
На этот раз она оттолкнула его прежде, чем капитулировала.
— Нет, я не могу. Пожалуйста, просто уйди.
* * *
На следующее утро, в девять часов, Линдсей прибыла в здание суда в сопровождении Олли и Керри-Энн. В зале заседаний яблоку негде было упасть. «Все те же лица», — подумала она, обводя взглядом окружающих. Здесь были те, кто следил за процессом с самого начала. Они разделились на два лагеря: местные предприниматели, такие, как Джерод Дорфман — подрядчик, считавший, что новые рабочие места и туристы, которые появятся благодаря курорту, вдохнут новую жизнь в их предприятия и принесут прибыль, — и те, кто решительно возражал против застройки, полагая, что она изуродует суровую красоту этих мест. У задней стены стояла кучка репортеров: Джон Ларсен из «Блу Мун Бэй Багл», Мелинда Найт, репортер 4 канала новостей, и еще несколько, кого Линдсей не знала. За столом ответчика сидели адвокаты округа, мужчина с рыхлым бледным лицом — Ньют Хоулэнд — и коренастая женщина средних лет по имени Анна Вульф. Компанию им составляла пара молодых помощников, которых, в свою очередь, с тыла подпирали представители «Хейвуд групп». За столом истца восседал Дуайт Тиббет, спокойный и невозмутимый, по своему обыкновению, но явно подавленный внушительным численным превосходством противника.
Судья еще не появился, но пристав, лысеющий верзила с тяжелой челюстью, которого Линдсей знала по прежним заседаниям, уже был на своем месте. Судебная стенографистка, симпатичная молодая женщина с вьющимися волосами, тоже была знакома Линдсей.
Недоставало лишь Гранта, который некоторое время назад позвонил ей и сообщил, что задерживается.
