Я взмолилась:
– Позвольте мне рассказать все по порядку. Тогда вы все поймете. Еврейка, родилась в Москве, антисемитизм не нравился, эмигрировала в Израиль, там встретила голландского кинорежиссера, вышла за него замуж, получила голландский паспорт, теперь у мужа дела в Амстердаме, он взял меня с собой, а я решила на несколько дней съездить в Париж к друзьям. И забыла паспорт дома.
– Как-то все это звучит странно, согласитесь. Оставили паспорт дома. Так вы живете в Амстердаме?
– Нет, мы живем в Иерусалиме. И ничего тут нет странного!
К самому слову «Иерусалим» было в Европе тогда, да, кажется, и сейчас, отношение самое трепетное. Проезжая через Альпы, мы остановились заправиться у маленькой сельской бензоколонки. Хозяин спросил, издалека ли едем. Узнав, что из Иерусалима, он сбегал в дом и принес бутыль из-под местного вина. И бережно слил туда грязную горячую воду из радиатора нашей машины, приговаривая: «Вода из Святого города! Вода из Иерусалима!»
Но моего полицейского это не впечатлило. Его интересовало другое:
– В Иерусалиме. И вот там вы и оставили ваш паспорт? Тогда как же вы приехали в Амстердам?
Была ли это тупость или их такой намеренный прием, не знаю, но от раздражения я даже забыла на минуту свой страх.
– Да нет же! Я его забыла в Амстердаме! Там, где мы остановились! У друзей моего мужа! Можете позвонить ему, он все подтвердит.
– Да, не сомневаюсь, – сказал полицейский холодно (он оставался со мной один, второй давно ушел).
Он еще много чего спрашивал – про моих парижских друзей, кто они, да что они, да откуда я их знаю, а потом опять – как меня зовут, да где я живу и чем занимаюсь, и почему не взяла с собой паспорт, и где я его оставила…
– Может быть, у вас есть другой какой-нибудь документ, подтверждающий вашу личность? Кредитные карточки, водительские права? Наконец, счета, письма на ваше имя?
Ничего этого у меня с собой не было. Специально перед поездкой вытрясла все из сумочки, оставила только деньги, сигареты и записную книжку. На записной книжке давно собиралась надписать свое имя и номер телефона, на случай, если потеряю, да по лени так и не сделала этого.
Наконец ему, видимо, надоело:
– Итак, мадам. Как только мы прибудем в Париж, вам придется сделать поворот кругом (un demi-tour) и вернуться в Амстердам. Пусть с вами разбирается тамошняя полиция. Вечернего поезда в Амстердам нет, поэтому вам придется переночевать с нами (он еле заметно хмыкнул), в камере предварительного заключения…
В камере предварительного… вместе с проститутками, воровками и прочей парижской уличной швалью…
Увидев ужас на моем лице, он прибавил успокоительно:
– Всего одну ночь.
Я взмолилась:
– Пожалуйста, не надо! Не делайте этого! Неужели вы мне не верите? Все очень просто, как только я смогу позвонить мужу, он пришлет мне паспорт! Пожалуйста!
Он пожал плечами, встал, сказал:
– Вот из Амстердама и позвоните.
И вышел из купе. И запер его снаружи.
Я сидела в полном отупении. Это со мной? Со мной все это происходит? Это я буду ночевать в камере предварительного заключения, и с позором возвращаться в Амстердам, и иметь дело с тамошней полицией? И главное, сама во всем виновата! Почему это я так легкомысленно решила, что в свободной, полуобъединенной Европе мне не понадобится паспорт? А ведь Джон спросил, не забыла ли я его. Почему я не обратила на это внимания? Он же не просто так спросил. Очень уж разнежилась, расслабилась от свободы, забыв, что неограниченной свободы вообще не бывает. Кажется, весь мой прежний жизненный опыт говорил мне, что сама по себе моя личность еще не доказательство, что всегда и везде необходимо документальное ее подтверждение, почему же именно тут я этот опыт отбросила? Причем почти сознательно, почти намеренно, чтобы еще полнее насладиться этой воображаемой свободой!
Ну, вот теперь и наслаждайся, злобно говорила я себе. Поделом тебе. Вот тебе твоя свобода, в камере предварительного заключения. И друзей ты не увидишь, и деньги за билет пропадут, а уж что Джон скажет, лучше не думать.
Минут через пятнадцать полицейский вернулся и молча сел на свое место напротив меня. Что-то неуловимое в его взгляде подсказало мне, что настроение его несколько изменилось. Не знаю, как и почему, но, кажется, в положительную сторону. Он вздохнул, вынул блокнот, куда записывал мои ответы, и начал все заново:
– Ваше имя?
– Юлия Меировна Винер-Фернхаут.
– Где вы родились? Где живете? Зачем вы едете в Париж? Как зовут ваших друзей в Париже? Откуда вы их знаете? Чем они занимаются? Где и зачем вы оставили свой паспорт?
И дальше, дальше, все по кругу.
– Назовите ваши клички. Только без слез.
– Да какие клички? Что я, шпионка? И я не плачу.
– Ну как же? Все эти «Юлешка», «Юленка»… какие еще?
– Так зовут меня близкие люди. Вам это не нужно.
– Не нужно, говорите? Ну и ладно. Вы курите?
Я даже вздрогнула. А это к чему? Тоже часть допроса, какая-то ловушка? Курить мне ужасно хотелось, но ясно же, что здесь, сейчас никак нельзя.
– Курю.
– Давайте покурим. У вас найдется для меня сигарета?
Сама я курила «Кент», но в последнюю минуту Джон подсунул мне пачку «Житан», сказав: «Приучайся, там все эти курят».
– Конечно найдется! – я была в восторге. И покурить можно, и, главное, он начинал превращаться в человека!
Я протянула ему пачку французских сигарет и, пока он ее распечатывал, незаметно вытащила себе кентину, те для меня слишком крепкие.
– Э, да мы с вами курим одни и те же сигареты! Вот повезло! Мои еще утром кончились.
– Оставьте это себе, у меня есть еще.
– Да? Х-м… Спасибо, – и он сунул пачку в карман.
Сидим, покуриваем. Атмосфера явно разряжается.
Отпустит?
Я решила воспользоваться моментом:
– Не арестуйте меня, а? Пожалуйста! У вас ведь есть радио, правда? Попросите своих коллег позвонить моему мужу, он им все про меня подтвердит. И пусть срочно вышлет мой паспорт по адресу друзей. Пожалуйста! Прямо сейчас!
– Ишь ты, быстрая какая! – он засмеялся. – Это на тебя курево так действует?
Ура! Он зовет меня на «ты»!
– Попрóсите? И все уладится!
– Ну что с тобой делать? Откуда только ты такая взялась? Ездит без паспорта да еще требования предъявляет!
– Я не требования, я очень прошу…
– Ты знаешь, почему я вообще с тобой разговариваю? Только потому, что ты говоришь по-французски.
Французский! Подростковая моя любовь! Зря я тебя разлюбила! Ты меня выручаешь.
