– Неужели? – бесцветным голосом проговорил Холмс.
– Да. Он собирался применить к вам электрошок, чтобы выпытать все ваши секреты. Однако ничего подобного не случилось. Все это затевалось как подготовка, но к чему именно – мне неизвестно. – Он помолчал, ожидая ответной реплики, но не дождался ее. – В любом случае неудачная попытка сэра Мармиона выудить из вас информацию побудила его сообщников… убить его.
– Вероятно, его следовало бы отдать под суд, но такой страшной смерти он отнюдь не заслужил, – совершенно искренне заметил Холмс. – Я предпочел бы, чтобы его повесили.
– Неужели к этому все шло? – изумился инспектор Прайс.
– Думаю, да, – ответил Холмс таким тоном, словно речь шла о погоде. – Вне всякого сомнения, он полностью увяз.
– В чем? – спросил Прайс.
– В деятельности, направленной против Британии и ее граждан. – Большего Холмс сказать не мог. – На вашем месте, инспектор, я проявил бы крайнюю осторожность в обращении с уликами. Вам в руки попал важный документ. Если о нем узнает широкая публика, шуму не оберешься.
– Это предостережение или угроза? – взвился Прайс, вертевший в руках записную книжку.
– Я лишь предупреждаю. Лично мне нечего бояться. Пусть делают что хотят. – Он прекратил играть цепочкой от часов. – Но многие люди, в том числе весьма влиятельные, могут думать по-другому.
Инспектор Прайс вздохнул.
– Наверное, мне пора на покой, – сказал он. – Денег на безбедную жизнь у меня хватит. Я думал, что сумею справиться с несправедливостями, которых навидался за время службы в полиции, но нынче я в этом уже не уверен.
Видя, что он подавлен, я заметил:
– Если вам удалось сделать хоть что-то хорошее, считайте, что вы преуспели больше многих. – Мои слова мало походили на утешение, но что еще я мог сказать? Я часто говорил это и самому себе.
– Спасибо, Гатри, – произнес инспектор Прайс, саркастически улыбаясь.
– Пожалуйста, – ответил я.
Прайс опять посмотрел на Холмса:
– Не думаю, что мы когда-нибудь отыщем убийцу герра Криде. Немцам это не понравится.
Холмс удивленно взглянул на собеседника:
– Но, дорогой инспектор, ведь ясно, что герр Криде отведал собственного яда.
Инспектор Прайс ошеломленно уставился на Холмса:
– Как это – ясно?
– Криде был чем-то не на шутку обеспокоен еще до прибытия сэра Камерона, и неспроста. Мы знаем, что среди немцев находился шпион некой преступной организации, именуемой Братством…
– А откуда мы это знаем? – спросил инспектор.
– Наши тайные агенты, работающие в Европе, предупреждали нас о подобной возможности, – уклончиво пояснил Холмс. – Поскольку барона фон Шаттенберга мы исключаем, значит, это был кто-то из его секретарей. Должно быть, Криде поручили отравить сэра Камерона, смазав ядом верхнюю часть предназначавшейся шотландцу чашки. Он нервничал оттого, что уже отравил чашку, а отказаться выпить из нее не мог, поскольку страшился разоблачения и кары, которая должна была за этим последовать. Он предпочел отравиться, но не предать Братство.
– Если сэр Мармион – пример того, как они обходятся с предателями, я бы тоже выпил яд, – заявил Прайс.
– Криде думал так же, – кивнул Холмс. – Мы никогда не сумели бы доказать этого в суде, но я готов удовольствоваться тем, что, по крайней мере, этот наш враг мертв, как и бегством Викерса. – Последнее признание далось ему с трудом, и он зловеще насупился. – Если он собирается продолжать свою так называемую игру, значит, еще вернется. И я его поймаю.
Инспектор Прайс покачал головой:
– Я не хочу об этом слышать. – Он встал. – Как вы думаете, что мне сказать барону относительно Криде?
– Скажите ему, что Гельмут Криде пал жертвой покушения на сэра Камерона. В какой-то степени это правда. – Холмс протянул Прайсу руку. – Вы хорошо потрудились, старший инспектор. Будет очень досадно, если Скотленд-Ярд вас лишится. Дайте мне слово, что обдумаете свое решение по меньшей мере в течение недели, прежде чем придете к окончательному заключению.
Прайс ответил на рукопожатие.
– Хорошо, я буду думать неделю. – Он направился к двери. – Возможно, я еще загляну к вам.
– Буду ждать, – ответил Холмс.
Тьерс проводил инспектора к выходу. Когда Прайс ушел, Холмс повернулся ко мне:
– Плохо дело, Гатри. Теперь Викерс будет мстить.
– По-моему, он только этим и занят, – заметил я.
– Да, разумеется. Но он допустил два серьезных промаха, и Братство не погладит его по головке. Следовательно, ему захочется поквитаться. – Холмс устремил в пространство невидящий взор. – Безусловно, вину за свое поражение он возложил на меня. Братство не потерпит таких упущений, и, чтобы они не вычеркнули его из своих списков, ему придется уничтожить меня.
Я почувствовал, как у меня от этих слов пробежал мороз по коже и снова нахлынули воспоминания.
– Вы так и не рассказали мне, как вам удалось сбежать от Братства, когда вас разоблачили, – напомнил я ему.
– Разве? – удивился Холмс. – Что ж, это история Тьерса, а вовсе не моя. Когда-нибудь вы должны расспросить его об этом.
Он вернулся на свое место и стал читать последние депеши, поступившие из Адмиралтейства. В комнату вошел Саттон.
– Доброе утро, – приветливо сказал он. Кровоподтеки начали сходить с его лица, оставляя зеленовато-желтые следы, с которыми даже он ничего не мог поделать. – Я слышал, у вас снова побывал полицейский.
– Да, – ответил Холмс. – Он помог нам покончить с невыясненными вопросами.
Саттон кивнул.
– Покончить? Правильно вы сказали, – серьезно заметил он. – У Шекспира тоже кое-что найдется на этот счет.
Холмс метнул в него свирепый взгляд:
– Если вы опять будете цитировать «Макбета», я вас придушу.
– Нет-нет. Хватит с меня «шотландской пьесы», – сказал Саттон. – Я имел в виду другую.
Понимая, что кто-то из нас должен задать этот вопрос, я произнес:
– Какую же?
Саттон широко улыбнулся:
– «Все хорошо, что хорошо кончается», конечно!
