– Значит, дело Керема специально поручили Фезерстоуну, чтобы он повлиял на его исход, – вставил я, догадавшись, что это многое могло бы объяснить.
– Да. Именно он организовал похищение трупа, а потом более двадцати часов скрывал пропажу. Он сам замел все следы с помощью сэра Мармиона. – Лицо Холмса помрачнело. – Я до сих пор виню себя за то, что вовремя не распознал роль Хэйзелтина. – Он прокашлялся и добавил: – Один Саттон почуял, что с ним что-то не так. Надо было к вам прислушаться, Эдмунд. Надо было.
– Дело не только в предчувствиях, но и в моем недоверии к науке, – признался Саттон и, не докончив фразы, запнулся и сдавленно захрипел, но жестом дал понять, что хочет добавить что-то еще. – Наука всегда стремится к высоким идеалам, но часто приводит к насилию и жестокости.
– Это вина не науки, но людей, которые ее используют, – строго промолвил Холмс.
– Возможно, – согласился Саттон, не желая спорить.
– Саттон в чем-то прав, – признала мисс Хелспай. – Наука, как вы сказали, может, и не виновата, но ученые – такие же люди, как и все прочие. Им не чужды обычные человеческие запросы и мотивы. Удивительно, что мы вообще сумели так продвинуться в познании мира, учитывая человеческую природу.
Холмс рассердился:
– Уж не хотите ли вы сказать, что тоже осуждаете науку за то, какое применение находят ей люди?
– Нет, – ответила она. – Так далеко я не зайду. Однако вы должны признать, что даже самые просвещенные умы нередко становятся игрушкой темных страстей, способных превратить похвальные намерения в недостойные деяния. Вот и в натуре сэра Мармиона имелась червоточинка.
Холмс изумленно уставился на нее и в течение нескольких секунд не мог подыскать ответ, чего с ним никогда раньше не случалось. Наконец он отвесил ей поклон и изрек:
– Не могу отрицать, что сэр Мармион нашел своим научным разработкам не слишком достойное применение.
Мисс Хелспай решила развить успех:
– Разве не это главная тема «Макбета»? Разве не это вы старались показать своей сегодняшней игрой?
– Ах, – благодушно проговорил Холмс, – эта пьеса, дорогая мисс Хелспай, всего лишь выдумка. Шекспир ни словом не упомянул о том, что настоящий Макбет правил без малого семнадцать лет. Я не хочу умалять гений Шекспира. Возможно, он, с его избирательным подходом и драматической интерпретацией истории, действительно сделал эту тему главной, однако история, как и сама жизнь, куда сложнее пьесы.
Саттон протестующе воскликнул:
– Да кто бы помнил о Макбете без Шекспира?
Холмс задумался.
– Вы правы, – произнес он наконец. – Воистину, Саттон, вы правы.
Из дневника Филипа Тьерса
Сейчас полночь. М. Х., Саттон, Г. и мисс Хелспай ужинают, а я перед отходом ко сну должен быстро прибраться в кухне. Утром придет старший инспектор Прайс, и они примутся распутывать тугой узел преступлений. Верно, завтра опять предстоит хлопотливый день, в своем роде не менее тяжелый, чем вся последняя неделя…
Саттон по-прежнему чувствует себя плохо, но обязательно поправится. Это даже хорошо, что ему осталось отыграть всего два спектакля. После этого Саттону потребуется отдых, не меньше недели. Хотелось бы, чтобы и М. Х. отдохнул пару дней, однако я подозреваю, что он не позволит себе такой роскоши…
Эпилог
Старший инспектор Вон Прайс извинился за свой визит:
– Знаю, в пятницу я говорил вам, что не приду до среды, но за это время столько всего случилось.
Он топтался у порога, стряхивая с плеч снежные хлопья. Холмс стоял в дверях кабинета, я находился в нескольких шагах позади него. Был понедельник – первый день, когда мы наконец предприняли попытку вернуться к своим обычным делам.
– Должно быть, произошло что-то важное, иначе вы просто прислали бы записку.
– Да, верно.
Прайс протянул Тьерсу свое пальто и направился к нам.
– Благодаря вам я ознакомился с записями инспектора Фезерстоуна, – с признательностью заметил Холмс. – И с большим интересом, должен признать.
Инспектор лишь кивнул в ответ, а затем спросил:
– Не возражаете, если мы побеседуем наедине?
– Дорогой Прайс, – ответил Холмс, – вы можете говорить в присутствии Гатри и Тьерса что угодно. Они умеют молчать. – Холмс не упомянул, что за стеной, в малой гостиной, спит Саттон. Он посторонился, пропуская инспектора Прайса в кабинет. – Поведайте, что вам еще удалось выяснить.
В кабинете Прайса как будто охватили сомнения: он не знал, насколько может быть откровенен с нами. Полицейский принялся расхаживать из угла в угол и наконец остановился перед зашторенным окном.
– Я был вызван в один дом в Хэйз-Энде[41], на Драйтон-роуд. Мне сказали, что местный констебль обнаружил нечто заслуживающее моего внимания. – Инспектор волновался все сильнее. – Мы нашли там сэра Мармиона, вернее, то, что от него осталось.
– Боже милосердный! – воскликнул Холмс.
– Он умер ужасной смертью, – продолжал инспектор. – Я был потрясен, а меня не так-то легко испугать. – Он опустился на ближайший стул. – Судя по всему, он пал жертвой какого-то дьявольского ритуала. Ему отрезали руки и детородные органы. И вырвали глаза.
Холмс помрачнел:
– А на груди, вокруг раны на сердце, был вырезан треугольник?
Инспектор Прайс, казалось, был поражен. Затем он со вздохом кивнул:
– Я подумал, вы захотите узнать об этом.
– Почему? – спросил Холмс, встревоженный его словами; я заметил, что он дотронулся до своей часовой цепочки и начал теребить ее.
– Потому что около трупа лежали записка и дневник сэра Мармиона. Записка была адресована вам.
Инспектор Прайс закусил губу.
– И что в ней говорилось? – осведомился Холмс. – Уверен, вы не преминули ее прочесть.
– В ней было написано: «Этот раунд остался за вами. Следующий будет за нами». – Голос инспектора звучал глухо, точно он только сейчас, произнеся эти слова вслух, осознал их значение.
– Подписи, разумеется, не было, – уточнил Холмс.
– Нет, – ответил Прайс. – Но записка и дневник были придавлены длинноствольным револьвером.
– О Господи! – воскликнул ошеломленный Холмс и едва слышно добавил: – Так он полагает, что это всего лишь игра?
– Очевидно, – заметил инспектор Прайс. – Судя по всему, они преследовали двоякую цель: во-первых, полностью поставить сэра Камерона Макмиллана под контроль его супруги, но почему – мне неясно. – Он бросил на Холмса подозрительный взгляд, но лицо патрона было непроницаемо. – Во-вторых, забросать вас разнообразными делами, чтобы посмотреть, как вы с ними управитесь. Преступники, по-видимому, хотели измотать вас, с тем чтобы беспрепятственно обделывать свои делишки. По крайней мере, так мне представляется, судя по тому, сколько работы на меня свалилось. – Он поглядел на свои руки с длинными узловатыми пальцами. – Кажется, сэр Мармион полагал, что вас похитили и держат в его лечебнице.
