— Выслушайте же меня наконец! — просит он. — Вы все неправильно поняли. Марисса вовсе не моя дама. Она моя служащая. Выполняет различные представительские функции.
— Я уже слышала, что вы слишком добры к своим служащим.
— Как мило! — Он качает головой. — Послушайте, Джесс, наше знакомство было не самым удачным, и, вероятно, это моя вина. Что ж, я приношу свои извинения. Но может, нам начать все сначала? Именно поэтому я и пригласил вас за мой столик. Как свою даму.
Я смотрю на него, не веря собственным ушам, и неожиданно замечаю, что он все еще держит меня за руку. И мне это нравится. На его высоком лбу выступило несколько капель пота. Неужели он так волнуется из-за меня?
— Начать все сначала? Звучит неплохо, — тихо отвечаю я.
— Я в последнее время много о вас думал, — медленно говорит Джош. — Вы не похожи ни на одну знакомую мне женщину. Вы очень забавная. И скромная. Не пытаетесь изобразить из себя невесть что. Мне с вами так хорошо! — Тут он достает что-то из кармана. — У меня для вас есть маленький подарок от совета директоров. В знак благодарности за все, что вы сделали для благотворительного спектакля.
С этими словами он протягивает мне бархатный мешочек, из которого я достаю изящный зеленый амулет с вырезанными на нем китайскими иероглифами.
— Что на нем написано? — спрашиваю я, поглаживая пальцем гладкую нефритовую поверхность.
— Как мне сказали, что-то вроде «Желаю удачи», — с улыбкой отвечает Джош. — Но я не могу гарантировать. Можете считать, что это означает: «Кое-кому из совета директоров вы очень нравитесь».
Я смотрю на него, широко раскрыв глаза, и он улыбается:
— Если честно, это подарок не от совета директоров, а от меня. Я купил его на прошлой неделе, когда был в Гонконге. Повесьте его на цепочку с ключами.
— Я могу сделать кое-что получше, — говорю я, снимая с шеи золотую цепочку и надевая на нее амулет.
Пока я борюсь с замком, Джош обнимает меня, видимо, чтобы удержать мою удачу.
— Вам очень идет, — одобрительно произносит он. — Подходит под цвет глаз.
— А вам не кажется, что в сочетании с халатом это уж слишком? — спрашиваю я, улыбаясь. — Что-то мне не хочется сегодня быть слишком нарядной.
— Нет-нет, как раз то, что надо. — Джош наклоняется ко мне и осторожно поглаживает зеленый медальон большим пальцем. — Теперь мне тоже повезет.
— И мне. — Я нерешительно делаю шаг вперед и целую его в щеку.
— Спасибо, — говорит он и прижимает меня к себе. Наш поцелуй длится дольше, чем я рассчитывала.
Поскольку из-за отсутствия электричества приглушить свет не представляется возможным, официанты снуют между гостями, вежливо приглашая их занять свои места. Я озабоченно смотрю сначала на Джоша, потом на дверь.
— Вам не удастся улизнуть, — твердо говорит, он, вновь беря меня за руку. — Пойдемте к столу, и не беспокойтесь из-за халата. Наконец-то людям будет о чем поговорить, помимо биржевых котировок.
Джош оказывается совершенно прав, и я прихожу, к мысли, что авария на электростанции — именно то, что необходимо для успешного проведения любого благотворительного мероприятия. Помещение только выигрывает от мерцающего света свечей, как, впрочем, и все находящиеся в нем женщины. Мой халат будит у присутствующих воспоминания о собственных смешных промахах, и за нашим столом завязывается оживленный разговор, в котором принимают участие все, кроме Мариссы, заявившей, что с ней ничего подобного никогда не случалось. Речи становятся заметно короче, поскольку без микрофонов их никто толком не слышит. А оркестр впервые на моей памяти играет тихо, создавая приятный фон и не заглушая голоса беседующих за столами людей.
Мы как раз доедаем десерт, когда подходит Люси и шепчет мне на ухо, что в отеле действует лифт, работающий от запасного генератора, который включают только в экстренных случаях.
— Я сказала им, что у тебя как раз и есть тот самый экстренный случай, — говорит она. — Пойдем.
Я встаю и кладу руку на широкое, обтянутое смокингом плечо Джоша.
— Увидимся на спектакле. Мне нужно будет еще кое-что сделать, но я присоединюсь к тебе, как только освобожусь.
— Я займу тебе место, — улыбается он.
— Кто этот мистер Великолепие? — спрашивает Люси, едва мы заходим в огромный служебный лифт и, слава Богу, начинаем подниматься в пентхаус.
— Джош Гордон. И он дал мне вот это. — Я показываю Люси свой зеленый амулет, словно в нем заключается ответ на ее вопрос.
Но вероятно, так оно и есть, потому что, когда я, причесавшись, поправив макияж и наконец переодевшись во взятое напрокат платье, беру в руки сверкающее ожерелье от Шанель, прилагающееся к вечернему наряду, Люси скептически рассматривает его и, переведя взгляд на медальон из нефрита, говорит:
— Твой китайский амулет гораздо лучше.
— Я тоже так думаю, — соглашаюсь я, легкомысленно отказываясь от, возможно, единственного шанса покрасоваться в рубинах и сапфирах.
Люси внимательно смотрит на меня.
— Ты отлично выглядишь. В сказочно красивом платье, с соблазнительно кудрявыми волосами. И сияющим лицом.
Я оглядываю себя в зеркале.
— Наверное, это из-за новой розовой помады.
Люси вздыхает:
— Нет, это из-за мистера Великолепие. Черт, мы никогда не сможем обходиться без мужчин. Один поцелуй с парнем, который тебе симпатичен, дает больше, чем сто сеансов шлифовки лица.
— К тому же целоваться не так больно, — усмехаюсь я.
Мы спускаемся в лифте и направляемся к зрительному залу. У входа Люси крепко обнимает меня и говорит:
— Пусть все увидят, какая ты сегодня красивая.
— Встретимся позже, — отвечаю я.
Винсент собирает юных артистов в крохотной костюмерной для последнего напутственного слова. Дети встают в крут и кладут руки друг другу на плечи. Их больше не разделяют ни школы, где они учатся, ни районы Нью-Йорка, где они живут. Они — одна труппа, одна большая компания друзей. И я вдруг понимаю, что совершенно не важно, как пройдет спектакль, — он уже дал им больше, чем рассчитывали мы, взрослые.
— Вы замечательные артисты, — слышу я, входя, голос Винсента. — Вы прекрасно поработали, и люди заплатили тысячи долларов, чтобы на вас посмотреть. И поверьте, вы заслужили каждое пенни из этих денег. Поэтому ступайте на сцену и покажите, на что вы способны.
— Винсент имеет в виду только спектакль, — поясняет уже совершенно здоровая Тамика, опасаясь, что ее партнер по танцу воспримет слова режиссера буквально.
Винсент говорит еще несколько минут, после чего дети вытягивают руки вперед, в центр круга, и хором скандируют: «Мы — команда!» — словно они участники не любительского спектакля, а финала Кубка мира.
