Фуше рассеянно взял карандаш и стал барабанить им по крышке стола. Спустя какое-то время он задумчиво произнёс:
– Интересно, как скоро нам ждать Дайсона?
– Дайсона? – на лице Десаза отразилось удивление. – Вы ждете Дайсона?
Фуше позволил себе коротко усмехнуться.
– Дорогой мой мальчик, – сказал он. – Девушка – это просто приманка. Вы, конечно, догадались о моей цели?
– Но он не знает, где она, – сказал Десаз, слегка нахмурившись. – Я позаботился о том, чтобы не наследить. Габриель всего лишь оставила записку. А я покинул свои апартаменты, не встретив ни души.
Улыбка Фуше была оскорбительно надменной.
– Мой мальчик, вы все сделали так, как я хотел. Ну, перестаньте же, не надо падать духом. Если бы мы оставили слишком много следов, это вызвало бы у англичанина подозрения. Судя по отзывам, Дайсон не дурак. Скоро он узнает, где девушка. А когда он приедет, я буду ждать его.
– Но судьба девушки…
– Неважна для нас.
– Вы не собираетесь ее допрашивать?
– Конечно, нет.
Затруднение, недоверие и, наконец, гнев быстро сменяли друг друга, отражаясь на лице молодого человека. Низким дрожащим голосом он сказал:
– Дайсон не приедет за девушкой, потому что она для него ничего не значит. Вы ведь читали мои доклады?
Фуше слегка поднял брови.
– Конечно, – спокойно ответил он. – И все, что вы писали, подтверждало мои ожидания. – Фуше глубокомысленно кивнул. – Дайсон приедет за ней. Я не сомневаюсь в этом.
Десаз чопорно поднялся.
– Жаль, что вы не посвятили меня в свои планы, – сказал он.
Фуше тоже встал.
– В следующий раз я так и сделаю, – проговорил он с намеком на извинение.
Десаз не был расположен к тому, чтобы его задабривали.
– Могу ли я попросить вас помочь мне добраться до Парижа?
– До Парижа? Зачем?
– Мое дело сделано.
– И хорошо сделано! Но побудьте со мной еще немного. Вы же видите, в каком обществе мне приходится находиться. Вы слишком много знаете. Пока Дайсон не попадется, я бы предпочел, чтобы вы воспользовались гостеприимством замка Шато-Ригон.
Молодой человек был не настолько глуп, чтобы отказываться от подобного приглашения.
Маскарон беспокойно заворочался во сне. Услышав эти тихие тревожные звуки, Габриель отбросила одеяло, встала с соломенного тюфяка и подошла к лежащему на животе дедушке. Им не разрешали пользоваться свечами, но холодный свет восхода уже начал проникать в углы маленькой комнатки.
Маскарон зажмурился, а потом медленно открыл глаза.
– Габриель? – пробормотал он и протянул к ней руку.
Девушка поднесла ее к губам.
– Я здесь, – произнесла Габриель срывающимся от эмоций голосом, а потом сказала немного настойчивее: – Маскарон, у нас мало времени. Доктор вернется с минуты на минуту. Тебя накачивают наркотиками, хороший мой. Ты понимаешь? Они дают тебе опиат. Если бы ты только мог побороть его воздействие, если… – голос девушки оборвался. Все напрасно. Она уже несколько дней сидела с Маскароном взаперти и по-прежнему не знала, что происходит и чего хотят ее похитители. Она понимала, что Десаз соврал ей. Понимала, что ее дом захватила банда головорезов. И наконец, она понимала, что ее дедушка не смертельно болен, как она предположила вначале. Но Габриель не могла понять, зачем притуплять волю и разум Маскарона наркотиками и чего ждут ее похитители.
Только в этот короткий промежуток времени, когда замок просыпался, у нее была возможность свободно поговорить с Маскароном. Скоро придут стражи и этот омерзительный человек, жалкое подобие врача, вольет Маскарону в глотку очередную дозу опиата.
– Маскарон, – стала тормошить дедушку Габриель, – где Голиаф?
Глаза Маскарона широко раскрылись.
– Беги отсюда, пока есть возможность, – произнес он тонким и в то же время хриплым голосом.
Больше он ничего не сказал. Он почти не отвечал на вопросы внучки. Но на этот раз Габриель твердо решила вывести деда из оцепенения. В голосе девушки слышались нотки отчаяния, когда она снова заговорила:
– Сосредоточься, хороший мой. Пожалуйста, если ты знаешь, ради Бога, скажи мне! Что случилось с Голиафом?
Казалось, что-то в ее голосе произвело на Маскарона впечатление. Его глаза сузились, и взгляд стал более сосредоточенным.
– Я послал его назад к тебе.
– Назад? Ты хочешь сказать, что послал его ко мне во второй раз?
Маскарон кивнул.
Габриель почувствовала, что у нее с души упал тяжелый камень.
– Почему, хороший мой, почему?
– Нельзя… доверять… Дайсону, – сказал Маскарон, задыхаясь.
– Почему я не должна доверять своему мужу? – мягко спросила Габриель.
– Аббей, – простонал Маскарон. – Он был в Аббей.
Габриель хотелось бы разгадать эту новую головоломку, но она заметила, что дедушка слабеет. Отбросив мысль об Аббей, девушка взмолилась:
– Нет! Не засыпай! Зачем они усыпляют тебя? Зачем?
– Приказ Фуше, – прошептал он.
– Фуше? Он здесь?
Маскарон кивнул, и его глаза закрылись. Однако это ужасное имя только добавило отчаяния мольбам Габриель:
– Пожалуйста, дорогой, ты должен сказать мне! Зачем они усыпляют тебя?
Она немного встряхнула дедушку.
Все тело Маскарона задрожало от сильных спазмов, когда он попытался побороть сгущавшуюся тьму беспамятства. Хриплым шепотом он произнес:
– Они знают, что ты не убежишь без меня. А как я могу куда-то сбежать? Спасайся, Ангел, пока не поздно.
Грудная клетка Маскарона поднялась и опустилась от напряжения, с которым пожилой человек проговорил эти несколько слов. Габриель прижала руку ко лбу и, встав перед дедушкой на колени, прошептала:
– Я больше никогда тебя не оставлю, хороший мой. Никогда.
Девушка хотела успокоить его, но Маскарон только сильнее разволновался.
– Уходи! – сказал он, стиснув зубы. – Уходи, пока не поздно.
– Все будет хорошо, – утешала его Габриель. – Мой муж приедет за нами. Он спасет нас обоих.
Глаза Маскарона расширились, а потом закрылись.
– Он еще хуже, чем Фуше, – сказал Маскарон. – Он ненавидит меня, и теперь я знаю почему.
– Что ты такое говоришь?
Когда в замочной скважине звякнул ключ, Маскарон провалился в забытье. Габриель выпрямилась и повернулась к своим тюремщикам. Девушка знала, какой у нее вид в мужском наряде. Целую неделю она ходила и спала в этой одежде. Ей не предлагали переодеться, а она не унизилась бы до того, чтобы попросить о какой-либо услуге. Но, несмотря на внешний вид, Габриель вела себя как герцогиня. Ее голос был таким же властным, как и выражение лица, когда она произнесла:
