Джаг тяжело вздохнул, понадеявшись, что гоблины не скоро заметят, что гнаться им не за кем.
– Давайте, – прошептал Кобнер, – быстро. Держа топор обеими руками, он устремился в туннель, ведущий к тому месту, где находились камни. Когда они свернули за угол, до них донеслись вопли гоблинов.
Очевидно, их преследователи поняли свою ошибку и теперь ринулись обратно. Ногу двеллера дергало от боли; он понял, что быстро бежать больше не в состоянии.
Старый волшебник выступил вперед; зеленый шар света повис над его головой.
– Иди! – Он подтолкнул Джага. – Я их задержу.
– Не удержите вы их, – возразил Рейшо, – слишком этих тварей много.
Краф развернулся к молодому матросу.
– Сомневаться в моих словах – непростительная дерзость. Я же сказал, удержу. А вы бегите, иначе упустите единственный свой шанс.
И волшебник шагнул в туннель навстречу врагам.
– Последуем его совету, – сказала Джессалин. – Краф справится, он способен на совершенно невероятное.
Двеллер неохотно двинулся вперед, невольно продолжая оглядываться.
Вокруг Крафа закружился ветер, поднимая песок со дна туннеля. Мантия старого волшебника хлопала полами, борода взвивалась. Даже зеленый шар света бросало сильнейшими порывами ветра из стороны в сторону.
Внезапно Джаг увидел, что потолок туннеля начинает осыпаться.
– Краф, берегитесь! – закричал он. – Туннель сейчас обвалится!
Теперь он понял, о чем предупреждал его двойник из будущего.
– Краф, выбирайтесь оттуда!
Но было уже слишком поздно.
– Ступай дальше, подмастерье. Наша судьба предопределена.
Краф выбросил вперед руку, и собравшиеся вокруг него потоки воздуха с частицами песка бешеными быками рванулись в ряды противника. Ветер сбил с ног гоблинов, что и являлось целью волшебника, но заодно он сбил и ненадежные опоры, удерживающие доски потолка.
Струйки песка превратились в бурную реку, стекавшую по туннелю. Краф упал – шансов устоять у него перед этим напором не было, а сверху распростерлись горы песка, которые текли по туннелю, пока полностью его не перекрыли.
Ошеломленный происшедшим, двеллер споткнулся и упал, приземлившись на колени на край песчаной кучи. Только тогда он понял, что все они тоже чудом избежали участи быть заживо погребенными.
Зеленый шар каким-то образом продолжал гореть под завалом, и его свет пробивался сквозь песок.
Джаг принялся голыми руками лихорадочно раскапывать песок, в спешке ломая ногти. Он лишь сейчас осознал, что случилось у него на глазах.
А должен был знать раньше. И знал. Он же предупреждал самого себя! Двеллер разрывал песок, не понимая в своем отчаянном состоянии, что его безнадежный труд можно было сравнить разве что с вычерпыванием ложкой моря.
– Книгочей, – тихо сказал Рейшо, прикасаясь к его плечу, – хватит. Его больше нет.
– Нет, – упрямо возразил двеллер. – Он же еще там. Мы можем его спасти. Мы должны это сделать. – Говоря это, он не прекращал рыть песчаную кучу. – Помоги мне, Рейшо. Прошу тебя, помоги мне!
– Джаг, Краф поступил так, поскольку хотел, чтобы ты завершил порученное тебе дело.
По лицу подошедшей к нему Джессалин текли слезы, оставляя на пыльных щеках мокрые дорожки, и Джаг видел, что говорить ей было невыносимо трудно.
– Ведь он и мне был другом, – с трудом выговорила эльфийка.
– Я ошибался на его счет. – Двеллер по-прежнему не мог остановиться. Он сосредоточил внимание на зеленом сиянии, пробивавшемся сквозь песок. – Неужели ты не понимаешь, Джессалин? Я не доверял Крафу, а он погиб, спасая меня.
– Спасая нас всех, Джаг, – ответила девушка. – Он спас нас, чтобы мы смогли спасти Великого магистра. – Она схватила его за руки. – Вот о чем нам сейчас надо в первую очередь думать.
Джаг попытался вырвать руку, но эльфийка была сильнее. И тут зеленое свечение в песке растаяло. Темноту в туннеле теперь рассеивали только горящие на стенах факелы. Не в силах более сопротивляться, двеллер уткнулся лицом в плечо Джессалин и горько зарыдал.
– Джаг, – мягко сказал Рейшо, – нам пора идти. Внутри у двеллера все оцепенело от пережитого, но он встал и двинулся дальше по туннелю. Теперь оттуда гоблины за ними не погонятся – этого добился своей жертвой старый волшебник.
В помещении, выстроенном над тем местом, где плавали в воздухе зеленые камни, Джаг сжал их, почувствовал, как они становятся все более ощутимыми в его руке, и через мгновение провалился во тьму.
Богомол, как и в прошлый раз, стоял один посреди пустыни. Джаг не двинулся с места, не желая к нему приближаться. Он и видеть-то его не хотел, настолько свежи были раны, нанесенные его телу и разуму.
– Библиотекарь Джаг, – окликнул его богомол.
Двеллер не отозвался.
– Тебе не стоит на меня сердиться, – сказал он. – И на себя тоже не надо.
– Краф мертв, – с трудом выговорил Джаг.
Богомол подошел к нему – и двеллер заметил, что следов за ним на песке не остается.
– Я знаю.
– Ты знал, что он погибнет?
– Да.
– Ты должен был сказать мне об этом!
– Если бы я тебе сказал, – произнес богомол, останавливаясь перед двеллером, – ты бы попытался его предупредить.
– Конечно! Все эти последние дни я подозревал его…
– И между прочим, совершенно справедливо. Краф был одним из тех, кто принес Книгу Времени в ваш мир и позволил лорду Харриону использовать ее для своих злонамеренных целей.
– И давно ты это узнал? – спросил Джаг.
Богомол обратил на него спокойный взгляд.
– Всегда. Я всегда знаю все, что происходит.
Двеллер дрожал от еле сдерживаемого гнева.
– И кто еще из моих друзей погибнет?
– Больше никто, – сказал богомол.
Слишком уж быстро пришел ответ, и в душе Джага вспыхнуло недоверие. Однако он решил задать еще один, особенно сильно тревоживший его вопрос.
– А Великого магистра я спасу?
Ответ опять последовал быстро.
– Спасешь.
Двеллер больше не в силах был сдерживаться.
– Ты лжешь!
– Зачем мне это делать? – спросил богомол, не выказывая каких-либо признаков обиды.
– Чтобы мне не пришло в голову бросить безнадежное дело.
– Но я уже знаю, сдался ты или нет.
Джаг отвернулся, чувствуя, что не в силах больше смотреть на богомола.
– Даже если бы мне не было это известно, – продолжал тот, – я многое о тебе узнал за время наших бесед. Тебя не заставить так просто отступить, библиотекарь Джаг. Когда ты видишь способ решения проблемы, не важно, насколько он сложен или болезнен, ты идешь до конца. Такова твоя природа, и тебе этого не изменить.
