Ознакомительная версия. Доступно 60 страниц из 297
— А ты и внешне похож на Суллу, — улыбаясь, заметил Помпей, — так что, думаю, трудностей не будет.
— Какие еще трудности? Разве это не самая замечательная удача? — воскликнул счастливый Публий. — Теперь я получил все состояние Перквитина, меня минует проскрипция, и я, вероятно, еще унаследую долю миллионов дяди Луция диктатора.
— Ты рассчитываешь на то, что он будет считать тебя своим преемником?
Этот вопрос развеселил Публия, уже отведавшего напитков.
— Я? Преемник Суллы? Боги, нет! У меня, мой дорогой Магн, совсем нет политических амбиций!
— Разве ты уже не в Сенате?
Катилина поспешил разрядить обстановку:
— Нам обоим Сулла поручил присутствовать на заседаниях Сената, хотя официально еще не сделал нас сенаторами. Мы с Публием Суллой подумали, что сегодня ты можешь нуждаться в присутствии молодых дружеских лиц, поэтому и пришли, чтобы попробовать угощения и подбодрить тебя.
— Я очень рад, что вы пришли, — с благодарностью сказал Помпей.
— Не позволяй этим высокомерным приверженцам mos maiorum стереть тебя в порошок, — сказал Катилина, хлопнув Помпея по спине. — Некоторым из нас действительно понравился триумф молодого человека. Ты очень скоро будешь в Сенате, обещаю. Сулла намерен наполнить его новыми людьми, которые придутся не по нраву старикам!
И вдруг Помпей покраснел.
— Что касается меня, — сказал он сквозь зубы, — Сенат может идти в задницу! Я сам знаю, что мне делать со своей жизнью, и в нее не входит членство в Сенате! Прежде чем я покончу с этим органом — или вступлю в него! — я намерен доказать ему, что он не может запретить выдающемуся человеку занять любую гражданскую или военную должность, какую он сочтет нужным, — будучи всего лишь всадником, а не сенатором!
Тонкая темная бровь Катилины взметнулась вверх, но Публий Сулла, казалось, не понял значения этой тирады.
Помпей оглядел комнату, лицо его прояснилось, вспышка гнева прошла.
— А, вот он! Сидит один на своем ложе! Пойдем, отведаем чего-нибудь со мной и моим шурином Меммием! Он — лучший из хороших парней!
— Тебе придется пировать с этими приверженцами старины, которые разогнули свои скрипучие спины и пришли сегодня, — сказал Катилина. — Знаешь, мы поймем, если ты присоединишься к Метеллу Пию и его друзьям. А нас оставь с Гаем Меммием, и мы будем счастливы, как два старых последователя Аристотеля, споривших о функции мужского пупка.
— Это мой триумфальный пир, и я буду есть, с кем хочу! — сказал Помпей.
* * *
В начале апреля Сулла вывесил список двухсот новых членов Сената, обещая, что в следующие месяцы перечень пополнится. Список возглавлял Гней Помпей Магн, который немедленно явился к Сулле.
— Я не войду в Сенат! — сердито заявил он.
Сулла изумленно посмотрел на посетителя:
— Почему? Я думал, что ты стремишься попасть туда, даже рискуя сломать себе шею!
Гнев улегся. Инстинкт самосохранения возобладал. Помпей понял, как Сулла может воспринять это странное отклонение от того образа, который у него сложился. А Помпей очень старался создать определенный образ «Помпея Великого» для Суллы. «Остынь, Магн! Успокойся и обдумай все. Найди причину, которой Сулла поверит, потому что она будет соответствовать его представлению о тебе. Нет! Нет! Скажи ему причину, которая будет соответствовать его представлению о самом себе!»
— Это связано, — серьезно начал молодой человек, глядя на Суллу широко открытыми глазами, — с уроком, который ты преподал мне с этим несчастным триумфом. — Он вдохнул всей грудью и продолжил: — Я хорошо подумал, Луций Корнелий. И я понимаю, что еще слишком молод, недостаточно образован. Пожалуйста, Луций Корнелий, позволь мне самому, самостоятельно найти дорогу в Сенат. Пусть это произойдет в свое время. Если я войду в Сенат сейчас, надо мной еще много лет будут смеяться.
«И это, — подумал Помпей, — истинная правда! Я не присоединюсь к тем людям, которые каждый раз, как увидят меня, будут ухмыляться. Я войду в Сенат, когда при виде меня у них будут дрожать колени».
Успокоенный, Сулла пожал плечами:
— Ну, как знаешь, Магн.
— Спасибо, я действительно предпочел бы свой путь. Я подожду, пока совершу что-нибудь, что заставит их забыть о слонах. Например, заслужу скромную должность добросовестного квестора, когда мне будет тридцать.
Тут он хватил немного слишком. Блеклые глаза Суллы теперь явно смеялись, словно диктатор проник в мысли Помпея глубже, чем тому хотелось. Но Сулла только сказал:
— Очень хорошая идея! Я вычеркну твое имя, прежде чем пошлю список в Народное собрание для утверждения. Я хочу, чтобы мои главные законы утверждал народ. Но все равно завтра будь в Палате. Необходимо, чтобы все мои военные легаты услышали начало. Поэтому приходи обязательно.
И Помпей пришел.
— Я начну, — громко проговорил диктатор, — с обсуждения вопроса об Италии и италиках. Согласно моим обещаниям италийским вождям, я прослежу, чтобы все италики до последнего были записаны гражданами Рима, как полагается, с равным распределением по всем тридцати пяти трибам. Больше не будет попыток обмануть италийский народ при голосовании, учитывая их голоса только в нескольких трибах. Я дал слово, и я сдержу его.
Сидевшие рядом на среднем ярусе Гортензий и Катул многозначительно переглянулись. Ни тому, ни другому не нравилась эта массовая уступка народу, который значил для римлянина меньше, чем ремень от сандалии.
Сулла чуть поменял положение в своем курульном кресле.
— К сожалению, я считаю невозможным исполнить свое обещание распределить римских вольноотпущенников по тридцати пяти трибам. Им придется остаться приписанными к Эсквилину или Субуре. Я делаю это по одной лишь причине: чтобы быть уверенным в том, что у человека, который имеет тысячи рабов, не появилось вдруг желания освободить большое количество их и таким образом перегрузить свою собственную сельскую трибу клиентами-вольноотпущенниками.
— Умный старый Сулла, — заметил Катул.
— Он все замечает, ничто не скроется от него, — прошептал в ответ Гортензий. — Такое впечатление, будто он узнал, что у Марка Красса перебор рабов, правда?
Между тем Сулла перешел к городам и землям.
— Брундизий, город, который отнесся ко мне и моим людям по достоинству, будет награжден. Он освобождается от всех таможенных обложений и акцизных сборов.
— Фью! — отреагировал Катул. — Этот маленький декрет сделает Брундизий самым популярным портом в Италии!
Диктатор похвалил несколько округов, но многие и покарал, хотя и в разной степени. Больше всех пострадал, наверное, Пренесте. А маленький город Сульмон было приказано сровнять с землей. Капуе был возвращен ее прежний статус. Она потеряла все югеры своих земель, которые стали ager publicus — общественными землями Рима.
Ознакомительная версия. Доступно 60 страниц из 297
