Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Он чувствовал, что теряет легкость пера, а пронизывающая каждый роман ирония, которую так ценили и любили его читатели, все чаще и чаще стала походить на сарказм. К тому же он заметил, что постепенно теряет живость воображения, и это тревожило сильнее всего.
Но, пройдя сквозь испытания, страдания и унижения, Ташковский твердо поверил, что сможет теперь писать не хуже, а может быть, лучше. Неожиданно для себя он получил новый, сильнейший творческий импульс. Артур понял, что жизнь слишком хрупка и скоротечна, а он так безжалостно и бездарно разбазаривал ее, тратил время на дешевых девок, липовых приятелей, которых сам же когда-то назвал друзьями своих денег. Раньше он не придавал этому особого значения. Но сейчас понял цену истинной дружбе и гордился тем, что нашел в себе силы одолеть собственную трусость.
И он уже твердо решил, что обязательно напишет книгу об этих событиях. И как можно быстрее. Ему всегда хотелось попробовать себя в публицистике. И вот она — тема, совсем рядом, живая, живее всех живых… Он расскажет читателям о горе и страданиях, которые несет с собой гражданская война. Не забудет о Максиме Богуше и о Юрии Ивановиче…
Ташковский скривился. Он внезапно вспомнил, как совсем недавно редакторы отговорили его писать роман о Великой Отечественной войне. Под предлогом, что его не будут читать. И он согласился, хотя давно мечтал написать подобную книгу. Конечно, предполагалось, что это будет очередной боевик. Но в нем он хотел рассказать о большой и чистой любви, о настоящей мужской дружбе, об искренних и честных отношениях, свойственных русскому человеку… Он был бы очень патриотичным и очень русским, этот роман. А в последние дни он с особой остротой почувствовал, что значат для него слова «родина» и «Россия». И по-настоящему, на собственной шкуре испытал, как плохо оказаться вне России… Да, несомненно, он смог бы написать роман о войне. Да так, что его бы рвали из рук. Но в очередной раз не захотел спорить, терять время на убеждение, словом, опять прогнулся, пошел на поводу коммерческих интересов издательства.
Но в своей новой книге он скажет обо всем, о чем не мог сказать в прежних романах. Ему плевать на коммерческие интересы. Он готов издать книгу за счет собственных средств. Он может себе позволить рассказать о дорогих его сердцу людях. И прежде всего о женщинах. О Ксении и Анюте. Его всегда интересовала и волновала тема: женщина на войне.
О себе же он напишет совсем немного. Или не напишет совсем. Что он, собственно, сделал, кроме того, что из-за его глупого выпендрежа с оружием арестовали Максима, а его самого покалечили? Это вызвало череду неприятностей, которые едва не привели к гибели Максима, Ксении, Анюты… Если б он был чуть осмотрительнее и честнее с друзьями, они бы не потеряли Джузеппе… Ташковский вздохнул.
Нет, он навсегда избавится от ложного пафоса, никчемных восхвалений. Книга должна получиться по-настоящему хорошей.
— Знаете, Ксения, я хочу написать книгу о том, как мы попали в эту заварушку, — решил он обнародовать свои планы. Что ни говори, она в силу своей профессии и склада ума была ему ближе по восприятию и реакции на происходящие события. — Я даже придумал название — «Гнев скорпиона».
— «Гнев скорпиона»? Почему так дешево? — удивилась Ксения. — Меня, например, всегда отталкивают подобные названия. Они рассчитаны на нетребовательный вкус и низкий уровень мышления. К тому же совершенно не запоминаются.
— Я все прекрасно понимаю. Когда я только начинал издаваться, редактор строго предупредила: чтоб в названиях романов не встречались слова «любовь» и «смерть». После подробного инструктажа выхожу я из редакции, смотрю, на лотке дешевая книжонка. Не помню имени автора, издана то ли в Перми, то ли в Воронеже. И название, представьте себе, «Любовь с привкусом смерти». Я хохотал до слез, чем изрядно удивил продавца. Потом купил эту книжонку, чем удивил его больше. Оказывается, автор был его приятелем, и парень торговал по дружбе. Но за полгода не продал ни одной книжки. Правда, узнал меня; тогда уже вовсю рекламировали мой «Капкан для недоноска», — и попросил разрешения говорить читателям, что эта книга — из тех, что покупает сам Ташковский. — Он вздохнул и печально посмотрел на Ксению. — Когда мы соглашаемся выдавать по восемь — десять книг в год, о творчестве приходится забывать. Ты попадаешь в поток, а книга превращается в набор штампованных деталей на конвейере. А каждая такая книга — очередной гвоздь в крышку гроба, в котором ты хоронишь свой талант. Я это познал на собственном опыте…
— Мы с вами схожи, — вздохнула Ксения. — Но вы надеетесь написать и издать свою книгу, а я вот не уверена, пройдет ли мой фильм на телеканале.
Токанов как раз один из его основных акционеров…
Думаю, начальство не рискнет.
— Но контрольный пакет акций «Русского никеля» сейчас у правительства, — возразил Ташковский. — Не думаю, что ваш Токанов станет бодаться с государством.
— Если фильм получится и его удастся протащить на экраны, Токанову придется расстаться со многим, — покачала головой Ксения. — Возможно, со свободой. Но я не верю, что его посадят надолго.
Скорее всего, заставят поделиться с государством, а потом позволят укрыться за границей, где у него наверняка припасено этак с пару миллиардов долларов на черный день.
— Не думал, что вы пессимистка. — Ташковский с интересом посмотрел на Ксению. — Как вам с такими взглядами удалось выжить на телевидении?
Она мрачно посмотрела на него и не ответила.
Солнце заметно сместилось к западу. Длинные тени от скал легли на воду. Шторм на озере прекратился, волны лениво накатывали на берег. Чайки носились над водой. Ксения представила на миг яму с жидкой грязью, на дне которой бьется, задыхаясь, рыба. Точно так же будут биться и задыхаться люди внизу, если перемычку снесет взрывами. Она представила этот чудовищный вал, эту стену воды. Нет, даже не воды. Это будет стена грязи вперемешку с камнями, искалеченными деревьями, остатками домов и прочих сооружений. Она взглянула на Анюту.
Девушка встала с камня и зябко передернула плечами. Затем сказала, ни к кому не обращаясь:
— Они должны успеть, иначе мы зря выжили. — Анюта подняла взгляд на писателя и Ксению. — Я не хочу думать, что Джузеппе погиб зря. Вы пришли вовремя, спасли меня. Но эти сволочи… — Она посмотрела поверх озера, куда ушли катер и спецназ. — Галина Ивановна тоже погибла. Эта старая кляча вздумала смыться…
— Галина Ивановна? Эта вздорная хохлушка? — поразился Ташковский. — Она тоже была с вами?
А я все хотел спросить, куда она подевалась?
— «Беркуты» взорвали катер, на котором она попыталась улизнуть. Эта ведьма поплатилась головой, но отвлекла внимание «беркутов» от нас с Джузеппе. Выходит, у нее было свое предназначение, своя роль?
" — Я все больше убеждаюсь, — сказала тихо Ксения, — что некий режиссер выстраивает и управляет спектаклем, который мы называем жизнью. Зачем-то ведь он свел нас вместе?
— Дай бог, мы вернемся домой, — подхватил Ташковский, — неужели забудем друг друга? Думаю, надо обменяться адресами и встречаться, хотя бы изредка.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
