корпусу ноутбука, и Бальтазар поймал себя на том, что тоже нервно заламывает руки.
Рай и ад не имели права собирать много информации о душах. Вместо этого после каждой смерти составлялся грубый протокол, чтобы установить зрелость души и инициировать возможные адские циклы. Сюда включалась запись последнего признания умершего, если он соглашался говорить о своей смерти. Сведения, которые сообщались добровольно, собирать разрешалось. Оставалось надеяться, что в прошлой жизни Мона была общительней. Как раз к этим данным и имела доступ Маат, стражница подземного суда мертвых. Розовый кролик, которого она использовала в качестве аватара, смотрел на Бальтазара большими красными глазами, из-за чего ему казалось, что он и сам находится под пристальным вниманием бывшей богини истины.
А потом загрузочная полоска поиска одним рывком перепрыгнула с семидесяти одного процента сразу на сто.
– Вот и она. Аббревиатура «Б-446-Персемон». А здесь таблица ее судьбы. Посмотрим. Все подробные записи, конечно, заблокированы, для этого нам пришлось бы подкупить мойр, но где-то внизу должно быть краткое содержание. – Афродита подалась вперед, как будто ей нужны были очки для чтения. Широко раскрыв глаза, она смотрела на дисплей.
– И? – нетерпеливо спросил Бальтазар. Ее голова загораживала ему экран.
– Ну…
– Да?
– Это сложно! – Он достаточно хорошо знал свою бывшую жену, чтобы истолковать ее тяжелый вздох и неожиданно поникшие плечи как сигнал тревоги.
– Дита… Пожалуйста, не усугубляй!
– Пообещай, что не взбесишься. – Она притихла, очень медленно выпрямилась и пристально взглянула на него.
– Я не ребенок! Не могла бы ты перейти к сути? Потому что иначе я точно взбешусь, это я тебе обещаю, – выпалил Бальтазар. Сочувственный взгляд Афродиты сводил его с ума.
– Прочитай сам, но, прежде чем что-то делать, поговори с нами. – Неожиданно ее рука легла ему на плечо, и его вдруг затошнило.
– Разумеется, – с трудом выговорил Бальтазар, забирая ноутбук.
В папке его ведьмы обнаружилось всего три документа. Текущая жизнь была заблокирована, но Афродита уже открыла копию прошлой жизни Моны. Два текстовых окна, каждое с коротким абзацем. Значит, до сих пор она жила всего дважды, и размеры файлов этих жизней оказались подозрительно малы, а описания содержали всего несколько строк.
– Со многими ведьмами и колдунами такое случалось… – мягко прошептала Афродита, и он был благодарен, что ее ладонь поднялась к его шее, словно желая поддержать.
Обе записи выглядели почти идентично. Две жизни, дважды рождена ведьмой среди непросвещенных людей в эпоху, которая стоила Европе не только ее достижений, но и души. Темные века разрушали культуры, а тень тех событий легла и на современность – они принесли с собой сожжение ведьм и практически уничтожили наиболее важные магические связи между людьми и нежитью в Европе. Не все было так мрачно, как любили изображать писатели в своих романах, но некоторые пятна в исторических летописях появлялись не просто так.
Один раз утоплена в озере, тогда ей не исполнилось еще и пятнадцати лет и один раз сожжена на костре после семнадцатого дня рождения. Проклята, обвинена и осуждена священниками Церкви. Очищение через смерть.
– Это оставляет следы на душе, на магии. Это не проклятие на неудачу, это…
– Магическая травма. Понятно, – закончил за нее предложение Бальтазар и закрыл лицо руками. Невезение он бы уровнял счастьем, слишком мощные силы приглушил бы и натренировал ее их контролировать. Однако Моне требовалось не это, а целая жизнь, чтобы исцелиться. А она и в нынешней уже заработала шрамы. Неудивительно, что в детстве она сжигала церкви: может, ее разум этого и не помнил, но магия не забывала никогда.
Бальтазар редко испытывал такую ненависть к земной паранойе и ее крайностям. Вот Иисус из Назарета говорит о любви к ближнему и о сострадании, в конечном итоге приносит себя в жертву за все грехи мира, но даже Сыну Божьему не удается разорвать порочный круг жажды власти и угнетения. Как только небесной инстанции хватало сил просто смотреть на Землю?
– Как мне ей сказать, что решения нет?
– Она исцелится, научится жить такой, какая она есть.
– Дита… она уже сейчас в отчаянии.
– Но теперь вы наконец-то знаете, в чем дело. Тогда просто забудьте обычные магические правила. Для нее применяются другие нормы. М-м?
– Эти слова ей ничем не помогут.
– Что ты имеешь в виду? Разве ты не говорил, что она стыдится отсутствия контроля? Винит себя? Может, она почувствует облегчение, когда поймет, что ни в чем не виновата. Важно лишь одно – чтобы она принимала себя такой, какая она есть. Колдовство есть и всегда было разным. То, что с ней случилось, не единичный случай. Есть и другие ведьмы и колдуны, волшебники и волшебницы, да даже боги, как она. Обратитесь за помощью, – посоветовала Афродита, почесывая пальцами его шею, и сейчас только это помогало ему сохранять спокойствие. Решеф потянулся вперед, и его ладонь легла Бальтазару на плечо. Он удивленно взглянул в серьезное лицо бога.
– Мы что-нибудь придумаем, ладно? – пообещал Решеф.
– Спасибо. – Бальтазар ощутил комок в горле. Как отреагирует Мона, когда он придет домой с такими новостями? Она строила планы, работала над своим будущим, надеялась, что вскоре перестанет жить в страхе перед своими взрывающимися силами. Но есть же их договор, он бог, и вообще теперь о ней заботились целых три бога. Так почему же он чувствовал себя таким ужасно беспомощным?
– Эм…
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы правильно идентифицировать этот звук, поэтому он обернулся чуть позже Афродиты и Решефа и посмотрел за диван. Перед панорамным окном с видом на ад стояла его ведьма. Вся в черном, в уютной толстовке с аляповатым розовым черепом и с ложкой в руке, как будто перед ней только что стояла тарелка.
– Милая? – Бальтазар тут же встал и вернул Афродите ноутбук.
– При-привет! – отозвалась она, уставившись на двух богов на диване Бальтазара, прежде чем перевести взгляд на него.
– Как? – рефлекторно спросил он, хотя знал, что она, вероятно, тоже понятия не имела. Мона нерешительно ответила на его нежные объятия, и наступил ожидаемый момент паузы в ее мыслительном процессе. Мгновение растянулось, пока она снова тихо не произнесла свое «Эм», после чего добавила: – А я где?
– Это мой кабинет, – сразу с места в карьер, точнее в ад, он прыгать не хотел. Она выглядела более чем растерянной. Неуверенно посмотрела на ложку у себя в ладони. – Что конкретно произошло, милая?
– Я-я мешала свой суп, а дальше… Блин, у меня еще никогда не было таких мурашек, – описала она ощущения, которые явно хорошо запомнила, потому что он сам почувствовал дрожь, пробежавшую по
