Приходит как-то иттешарец домой и застаёт свою жену в постели с шаманом. Разъярённый муж кричит: «Я убью тебя, хоть ты и шаман!» Выпрыгнув из постели, прикрывая наготу, шаман отвечает ему: «Не делай этого! Убивая шамана, ты навлекаешь на себя страшное проклятье! У тебя никогда не будет детей». Муж отвечает: «Куда мне ещё? У меня и так уже трое детей», на что шаман качает головой и говорит: «О, я бы не был так уверен».
В баре творилось что-то невообразимое. Не успев отойти от первых двух анекдотов, некоторые сорвались на полный голос, когда третья волна веселья накрыла их с головой. Никто и предположить не мог, сколько смешных историй может знать простая женщина-врач.
— Моя подружка по институту рассказывала мне много шуток, — призналась Мюозе. — Но кое-что я придумала сама, — сказала она не без доли хвастовства.
— Ты просто молодец, — Кайрил и остальные одарили её аплодисментами.
— Кто-нибудь ещё в этом баре ещё боится иттешарских грязнокожих дикарей?! — вскочил Дцер и поднял тесак.
— Нет! — дружно ответили хором люди.
— Если они сюда сунутся, пустим их на рыбий корм?!
— Да!!!
Кайрил не ответил. Смутное ядовитое сомнение прокралось ему в душу.
— Так, народ! — возгласил Ораш. — Я смотрю, бахм успел вас повеселить! Это значит что? Правильно — принимаемся за работу. По очереди подходим ко мне и получаем наря...
Не успел он договорить, как завизжала новая сирена. В этот раз, куда более противная — дребезжащая, будто сотни тысяч ос, летающих внутри железного купола. Теперь уже Кайрил не выдержал, заткнул уши пальцами до боли и согнулся пополам.
— Это когда-нибудь прекратиться?!
К счастью, эта сирена длилась вполовину меньше времени: всего около пяти с половиной минут.
— Иномирец, — Ораш махнул ему головой, а затем извлёк из-под стойки массивную книгу. Перевернув её, он открыл последнюю страницу и протянул Кайрилу ручку. — Семь тридцать три.
[1] «Хоуп» (по англ. Hope) буквально переводится с английского как «надежда».
Глава 15. Халсе
1
Солнце взошло быстро, но пустыня ещё не успела прогреться. Хуже того, подул пронизывающий ветер, а здесь он чувствовался не так, как в городе — более «дикий», «наглый». Фред уже не спал, но ещё не хотел открывать глаза. Он поморщился и перевернулся, поёжился, затем сел и осмотрелся.
Бескрайняя белая пустыня. Ровная как лист бумаги. Бледная, как труп, и холодная как ад. Впрочем, ад для каждого свой.
Фред поднялся, размял руки и затёкшую шею. Отошёл на несколько шагов, чтобы посмотреть, что осталось от иммерти. А осталось больше, чем он предполагал ночью. Почти полностью сохранился фюзеляж, если не считать обвалившегося потолка, оторвалось одно крыло, другое увязло в песке. По краям фюзеляжа, будто гнилые зубы рассерженной ведьмы, торчали кривые пожелтевшие края разбитого стекла. Осколки разбросало на десятки, а может и сотни, метров. Благо энергетические мешки спасли пассажира и пилота от этих частиц. Если бы не Энергия, обломки сработали бы как поражающие элементы боевого снаряда.
Будить пилота не хотелось — Фред не представлял себе, что с ним будет, когда он увидит свою «Чайку» при свете дня. Но идти надо было сейчас.
— Эй. Нам пора. Идём.
— Никуда нам не пора, — тот отвернулся.
— И что? Так и будешь валяться? — Фред ещё с полминуты стоял над Фаинхом. Оглянувшись на пустыню, он попытался понять, в какую сторону лучше идти. Лишь в одном направлении, на самой кромке горизонта, маячили маленькие чёрные точки. — Если надумаешь, иди за мной, — пробормотал Фред и пошёл.
Предательские злые точки. Проклятые точки. Что если это обман? Или мираж? Хотя нет, мираж совсем не такой — он рисует море, а иногда пальмы и верблюдов. Здесь не было ни того, ни другого, ни третьего. Чем дальше продвигался Фред, тем больше хотелось пить. Сначала сильно, потом жутко, потом ужасно! Потом невыносимо. Он начал набирать в рот слюны и глотать. Пытался резко вдыхать воздух через рот, чтобы получить хоть каплю влаги. Думать о чём-либо другом, кроме питья, стало невозможно. Берроу даже решил, что смог бы соорудить лозу, и пройти по песку как лозоходцы, держа её перед собой. Раньше он не верил в этот способ поиска воды, и считал его шарлатанством, теперь ему захотелось в это поверить, лишь бы как-то утешить свою жажду и хоть чем-то занять голову.
По ощущению, прошло полдня. На деле же, солнце только-только достигло небольшой высоты. До зенита оставалась ещё целая жизнь, а идти нужно было прямо, не останавливаясь.
Точки на горизонте, между тем, выросли до очертаний оазиса. Конечно, это была радостная мысль — признать, что ты не ошибся, что нашёл-таки место, где журчат ручьи и можно вдоволь напиться, но к радости примкнула её уродливая сестра, шипящая, словно гадюка — скепсис. Где вода — там люди. Где люди — там хозяйство, женщины, дети, скот, продовольствие и, конечно, те, кто всё это защищает. Там, где есть люди, всегда есть и оружие. Примут ли эти люди чужака? Дадут ли они пришельцу ступить на священную землю оазиса?
Сомнения клубились, словно змеи. Фред уже и забыл, зачем он здесь. Зачем бредёт по этой пустыне, под палящим солнцем, в непонятную чернеющую на горизонте даль. Почему ему приходится думать о каких-то пустынниках, которые, возможно, лишь дикое
