Лекс махнул рукой своим, ободряюще улыбнулся, женщины закатились в припадке рыданий. Семен, который за этот месяц зарос как лесник, яростно схватился за бороду, и лицо его исказилось от злости. Он с ненавистью посмотрел в спину Дэна, и на скулах мирного Семы заходили желваки. Сейчас еще бросится и выхватит и от старлея, и по закону. Алекс успокаивающе покачал головой и улыбнулся шире.
Конвойные подвели его к прикрученной к полу кушетке, помогли залезть и пристегнули ремнями. Уф. «Дыши… Дыши…» – повторял себе Вольский и контролировал дыхание, не давая ему разгоняться. Пристав зачитал приговор, и это оказалось так быстро… В кабинет вошла медсестра. Полина. Он узнал ее и в медицинской маске. Она, выходит, палач? Отвечает она за препарат… Как ей спится-то по ночам? Алекса передернуло. Представить себя во власти такого человека было противно и немыслимо. Он от нее отвернулся и уставился в белую шероховатую стену.
«Дыши… дыши…»
– Хорошо подумал? – услышал он едва различимые слова над ухом, пока она ощупывала вену.
– Ну что ты. Пока член не отключится, голова думать не может. Действуй, – отозвался он, не поворачиваясь к ней, и вздрогнул от прикосновения холодного ватного диска со спиртовым раствором.
«Страшный сон… страшный сон…»
Игла вошла в кожу, адреналином ударило: БЕГИ! ДЕРИСЬ! СПАСАЙСЯ! Лекс зажмурился и стиснул зубы. Сердце с чудовищной силой лупило о ребра, дыхание разгонялось уже помимо воли, в голове билось одно слово – «кастрат… кастрат…» Он шумно выдохнул и насильно остановил панические мысли.
За шкирку он потащил свое сознание из кабинета, от Полины, от иглы и яда, вот-вот побегущего по вене. И вернул себя в самый главный момент своей жизни. Как он открывает дверь комнаты и впервые видит свою судьбу. В солнечном сиянии, похожую на балерину. Он вспомнил ее и это чувство переполненной восторгом груди, замирающего дыхания и сладко сжавшегося сердца. Вспомнил, и по телу раскатилась приятная теплая волна. Лекс улыбнулся, задышал ровнее, сердце сбавило ход.
Он настолько погрузился в это состояние, что не сразу заметил, что что-то пошло не так. Шум, странные звуки. Вольский открыл глаза, повернулся. Увидел введенный в вену катетер, увидел шприц с прозрачной жидкостью в руке палача, но рука была опущена. Игла смотрела в пол. За стеклом кто-то кричал, внутрь помещения до Лекса долетал лишь смутный гул, как через воду. А ремни не давали обернуться. Сема все-таки втащил Дэну? Но тут хлопнула дверь, и вошел какой-то человек. Приговоренный скосил на него глаза.
– Отвяжите его, процедура отменена, – сказал человек, и с этими словами Алекса едва не покинуло сознание.
В ушах зашумело, сердце затрепыхалось и будто замерло. Он не верил своим ушам, а конвой уже расстегивал ремни. Ему отвязали отставленную в сторону руку, и он сорвал катетер, прижал ее к груди, ошалелым взглядом осмотрелся, сел на кушетке и перевел взгляд за стекло. Дэн солировал. Он орал и пытался пробиться сквозь толпу репортеров из зрительного зала, но его обступили и не пропускали. В стороне стоял Сема и обнимал Ксению, Долецкий сидел, запрокинув голову назад и закрыв лицо руками. Маша что-то яростно орала, потрясая кулаками в сторону Дэна.
– Что произошло? – хриплым, непослушным голосом произнес спасенный.
– Явилась Тихомирова и дала показания, – ответил пристав. – С вас сняты все обвинения.
Вольского замутило. Он ухватился за кушетку, чтоб не упасть, и его вывернуло Полине на туфли. Она с криком омерзения отскочила в сторону. Тело отказалось слушаться, и конвоиры быстро вывели его из кабинета чуть ли не на руках.
Лекс едва шевелил ногами, пока его волокли по коридору. Он не мог представить, что могло бы испугать его сильнее, чем идти тем же путем, прислушиваясь к отравленному телу. Теперь знал. Альбина, что взяла все это на себя. Он представил ее в этом кабинете наедине с Полиной, и его потянуло проблеваться еще раз, но было нечем.
– Мне… мне надо в туалет, – прохрипел он, и на удивление его услышали.
Подвели, открыли ключом белую дверь, он ворвался в санузел и привалился к раковине. Перед глазами все плыло. Свою перекошенную физиономию в зеркале он не узнавал, руки тряслись так, что не сразу удалось открутить кран с холодной водой. Но когда струя ударила в фаянс и зашумела, стало будто бы полегче. Вольский наклонился, сунул голову под ледяной поток и застонал от облегчения. Набрал полный рот, выплюнул, еще, еще. Напился. Промок. Замерз. И пришел в себя.
– Да что же это за пздц… – выдохнул он, глядя на себя в зеркало, потер ладонями мокрое, раскрасневшееся лицо и своими ногами вышел из туалета.
Его повели не в камеру, а в какой-то кабинет, где уже ждали близкие. И тут же с порога Алекса едва не сбили с ног женщины, с двух сторон обняв его и рыдая в оба плеча одновременно. Он приобнял их за плечи и присел на ближайший стул.
– Слава богу, слава богу, – повторяла Ксения.
Сема нерешительно улыбался.
– Серега, что произошло? Откуда она взялась? – прохрипел Вольский не своим голосом.
– Кто? А, Альбина! Представляешь, какие сволочи? Она уже полтора часа дает показания! А эти явились в последний момент. Еще минута и… представить страшно. Знают же, что сегодня в десять казнь. Знают! Проклятая бюрократия. Чего ты натерпелся… жесть. У меня кошмары будут.
– У меня тоже, – выдохнул Лекс. – Не торчи тут. Лети к ней, теперь ты ее адвокат. Вытаскивай. Не как меня. Ее вытащи. Понял? Понял меня?
– Понял, – кивнул Долецкий и вылетел из помещения.
– Сем, ну женщин-то зачем притащил? – с укоризной выговорил узник, которого потихоньку отпускало, голос возвращался, успокаивалась дрожь.
– Не смог помешать, хотели поддержать и Дэну в рожу плюнуть.
– Плюнули?
– Конечно! – яростно отозвалась Ксения и отпустила наконец жертву режима. – Сука такой, сразу видно, упырь! Как за такого можно было замуж выйти, не понимаю!
– Хороший вопрос, – кивнул Лекс.
– Я б ему и по роже вмазала, – добавила Маша, не разжимая медвежьих объятий.
– Маша молодец! – подхватила Ксю. – Такого ему наговорила, заслушаешься!
– Ну а вы-то чего, Мария, нервы себе треплете? – он аккуратно повел плечами, стараясь освободиться. Ага, как бы не так.
– А я для того и пришла, чтоб ему, паскуде, харю расцарапать.
– Ладно, все, отпускайте меня, дышать трудно, – мягко расцепил он Машины руки и встал.
С Семой они обнялись крепко, долго, так, что в груди защемило. Поколотили по спине друг друга, отпустили.
– Жить будешь, братишка? – с улыбкой спросил партнер.
– Да я-то буду, а ты, Бэрримор, что сделал с моим другом?
Сема заржал, и на этом они, не сговариваясь, оставили этот страшный эпизод позади. Его отпустили в течение получаса. Вернули залитые кровью шмотки, кошелек, ключи, телефон. Выдали бумажку, что он отбыл положенное ему административное наказание в виде 35 суток по статье 512 пункт 1 за половую связь с лицом, заведомо находящимся в законном браке. И без эмоций выставили за дверь.
