побороть своих внутренних демонов, многого стоит!
— П-ф-ф… я… даже не знаю, — но меня остановили опять.
— Переваривай, давай мои слова быстрее, — похлопал он меня по плечу и добавил, — потому что я тебе хочу добавить: легко не будет. Мира очень похожа на свою мать, но вот упертость у нее от меня. Тут уж извини, — он так спокойно говорил сейчас, что я понял, одного союзника я все-таки заимел, — И еще раз повторю, не смотри на меня так. Я тебе смогу помочь только советом, и то если ты попросишь, а так… все сам сынок! Сам!
— Геннадий Викторович. — прошептал, потому что голос сел. Я не мог собрать свои мысли в кучу, но понимал, что нужно что-то сказать, — Спасибо!
— Тебе спасибо. — ответил он, а у самого глаза просто светились, и вот честно, не мог понять этого мужчину, что за счастье было у него внутри, — Я сегодня увидел свою девочку живой. Злющей, взъерошенной, возбужденной, готовой рвать и метать, но живой, а не ледышкой. — проговорил отец моей Колючки, а меня накрывало от его эмоций тоже. — Так что я могу пожелать тебе только удачи! Ты ее уже один раз добился. Теперь нужно только повторить свой опыт, но поменять методику. — он оттолкнулся от машины, так легко, что даже и не скажешь, что этот человек разменял шестой десяток, протянул мне руку для пожатия, и задумчиво добавил, смотря мне в глаза, — Кто бы мне сказал двадцать лет назад, что я буду жать руку сыну человека, который почти уничтожил мою женщину, да еще и желать ему удачи, убил бы. Но меня радует, Максим, что на своего отца ты не похож.
Он похлопал меня еще по плечу и двинулся во двор насвистывая что-то веселое себе под нос, а я стоял и улыбался как дурак, видя перед собой тот лучик света в конце тоннеля.
Мира…
— Какая же он сволочь! — рычала, как загнанный зверь, метаясь по комнате из угла в угол, — Зараза! Зараза! Да как он мог?! — кинулась в ванную, чтобы умыться уже в десятый раз наверное, но не помогало.
Меня подкидывало на месте, да и не только на месте.
— Я переболела. — рычала сама себе, но в голос, — Мне уже все равно.
Но смотря на свои трясущиеся руки, я понимала, что нет! Не переболела! Не отпустила!
Когда я заехала во двор и увидела своего мальчика на крыльце, то испытала такое сильное желание схватить его, сесть в машину и уехать далеко-далеко и чтобы никто не знал где мы.
А когда почувствовала ЕГО взгляд, то буря гнева, страха, боли и еще чего-то очень сильно поднялась с такой силой во мне, что мне страшно стало. Я же никогда не была такой эмоциональной. И даже когда мы отрывались где-то, то всегда в пределах разумного. Отстоять свои границы — запросто. Поставить кого-то на место — без проблем. Но чтобы добиться от меня такого взрыва, это нужно было постараться.
А Макс… я даже не могу понять, как я смогла сдержаться сегодня, стоя к нему так близко, что даже было слышно, как стучит его сердце!
Чего мне только стоило держать все свои иголки направленными на него? Кто бы только знал!
— Скотина! — и опять слова сами выскакивали, — Гад.
Я слышала, что кто-то топтался возле двери комнаты, но войти не решились. И я бы не смогла говорить сейчас спокойно, а обижать никого не хотелось. Но почему же так все кипит внутри? Почему опять так больно?
Остановилась только когда Яроша решил оставить свои машинки и завлечь меня книжкой. Показывая своим пальчиком, что хочет, чтобы я почитала. И только это смогло успокоить меня снаружи, но все то что читала сыну для меня осталось просто набором звуков, так как мозг вообще не воспринимал никакой информации. А перед глазами стояли картинки прошлого.
Зажмуриваю глаза, пытаясь прогнать это наваждение, а в нос резко бросается ЕГО запах и меня опять подкидывает.
— Да что же это такое? — рычу раненой кошкой, что даже сын подпрыгивает на руках, но думает что мама играет и начинает рычать мне в ответ. — Ох сынок! Какая же твоя мать дура. — тяжело вздыхаю Яроше в макушку и вдыхаю такой родной аромат счастья, — И папа твой такой же!
Рыкаю сыну в ответ и он начинает хохотать, а меня начинает отпускать. Смех моего мальчика меня приводит в тонус и помогает усмирить бурю внутри. Решаю просто переключиться на игру и постараться выкинуть все из головы.
Спустившись уже после сна сына вниз, замечаю папу, который о чем-то спорит с мамой. Они меня еще не заметили, но я могу слышать их слова, и меня это напрягает:
— Она наша дочь, а Яроша наш внук! — возмущается мама.
— И что? Дать ей запереть себя за семью замками, Ира? — наступает папа на маму.
— Ты не можешь так поступить с нашей девочкой, Гена!
— Успокойся! — папа уже рычит, но голос старается не повышать, — Я ничего не делаю.
— Я же тебя знаю, как облупленного. — возмущается мама еще громче.
— Не повышай голос, женщина. — папа вроде и сбавляет обороты, но сталь в его голосе даже меня пробирает.
— Гена! — кто бы сомневался, что мама уступит.
— Ира, зайка моя. — вот и папина тяжелая артиллерия пошла в ход, но меня напрягает то, что я понимаю о ком идет речь, — Она не сможет без него, как и он не сможет. Поверь мне, солнышко мое. — вижу как папа загоняет маму в угол, и даже могу представить, что сейчас он начинает ее целовать, от чего мои щеки краснеют.
— Гена, ей же больно. Опять больно. — мама уже чуть ли не плача.
— Ты мне каждый раз, когда ехала в роддом тоже говорила, что это очень больно, но после этой боли приходит такое счастье, которое невозможно сравнить ни с чем!
— Ты сравниваешь хрен с пальцем. — мама опять закипает, но я слышу по ее голосу, что она уже сдалась.
— Нет, только говорю правду.
— Кхм-кхм. — решаю обозначить себя рядом и показать свой гнев, хотя бы глазами, потому что не смогу повысить голос на родителей.
— А вот и наша красавица. — папа улыбается так, будто смешинок наглотался.
— Папуля, а чему ты так рад? — стараюсь не шипеть, но получается откровенно плохо.
— А почему мне грустить? — папа включает не ту роль которая мне нужна сейчас, но подходит близко, сгребает меня в объятия, а я готова взорваться от злости. — Есть все-таки справедливость в мира, да девочки мои? — вот
