полости позволяет диафрагме сильнее
растягиваться, то есть делает подвижные нептичьи легкие предков
млекопитающих (вернее, еще цинодонтов) более эффективными, не в
той степени, что неподвижные легкие птиц и динозавров, но все же
работающими лучше, чем легкие ящериц и большинства прочих
существ с рептильными чертами, и тем более амфибий.
Арсенал специализированных зубов сделал «пеликозавров»
первыми
среди
наземных
позвоночных
профессиональными
хищниками, эффективно охотящимися на добычу, не уступающую им
в размерах, этот же арсенал сделал их мезотермными, а это как раз и
позволило стать первыми профессиональными вегетарианцами.
Переваривание растительного корма требует намного большего
расхода энергии, чем усвоение мяса, только позвоночные с
действительно активным метаболизмом смогли занять эту нишу.
Предшествующие им амфибии с их в принципе слабыми челюстями
могли охотиться либо на что-то мягкое (наподобие червя или крупной
личинки насекомого), что легко разорвать, либо на то, что несложно
запихнуть в рот целиком. И вот свершился эволюционный прорыв, даже два. Все выше сказанное не означает, что для архозавров или
лепидозавров охота на существ близкого к ним размера совсем
невозможна. Они не могут разделать добычу на месте, они даже
загрызть ее не очень-то могут, но, во-первых, они могут ее утопить
(как это делают современные крокодилы) – вариант для засадного
охотника и очень узкой экологической ниши, но тоже вариант. Во-вторых, они могут потенциальную крупную добычу отравить или
заразить (как поступают, например, комодские вараны, хотя им и
помогает любовь жертв к пребыванию в застойных, богатых
возбудителями разных болезней водах). От самозаражения же теми
микроорганизмами, проживающими в ротовой полости, отчасти
предохраняет высокая кислотность желудка.
Собственно, комодский варан наглядно демонстрирует то состояние, с которого, видимо, стартовала эволюция некоторых ядовитых
животных – сначала используется бактериологическое оружие, потом к
нему начинает постепенно добавляться химическое (токсичность
слюны все увеличивается), пока, наконец, надобность в бактериях не
отпадает окончательно. Среди птиц и млекопитающих с их
окончательно разделенными кругами кровообращения почти нет
ядовитых, тем более вводящих яд при укусе (хотя исключения есть, скажем,
щелезуб).
Им
просто
нет
смысла
мучиться
с
«ядохимикатами»: их дифференцированные зубы, мощные клювы и
когти и так позволяют разделаться со сравнительно крупной добычей.
Чтобы дожидаться смерти в результате заражения, надо наносить
обширные рваные раны, для этого подходят недифференцированные
зубы, оставляющие множество повреждений, зубы современных
млекопитающих и клювы хищных птиц приспособлены к быстрому
убийству, а не к нанесению множества повреждений. Многим из них
сложно даже начать эволюционировать в этом направлении: их не
столь мощная желудочная кислота не предохранит их в случае
использования этими животными для убийства добычи союзных
бактерий, да и самим бактериям труднее плодиться в их хорошо
оборудованных и потому совсем не набитых недопроглоченными
остатками пищи пастях. Наконец, на выживаемость белезнетворных
организмов влияет и высокая температура, не позволяющая, возможно, нормально сосуществовать потенциальным отравителям с их
потенциальными хозяевами-пользователями, да и относительно
белкового яда… Высокая температура, возможно, не способствует его
долгому сохранению в организме слишком горячего животного. В
общем, наблюдается, видимо, целый комплекс проблем. Высказав это
все, напоминаю, что это лишь мои предположения, но я не просто так
уделил этому (крайне темному для меня) вопросу столько внимания: здесь мы опять видим разницу между существами диапсидной и
синапсидной конструкции и близость последних к амфибиям (хотя
среди бесхвостых земноводных обнаружено выделяющее яд при
укусе[159]). Если диапсиды предпочитают выделять яд при укусе, то у
синапсид-млекопитающих возможности намного обширнее, в том
числе они могут смазывать ядом свои шкурки, как это делают
ядовитые приматы – толстые лори. Хотя при укусе толстый лори яд
тоже использует, но вырабатывается это средство химической защиты
все-таки не в ротовой полости. И именно ядовитостью кожных
покровов известны разнообразные амфибии. Близость подхода тут
очевидна: если у вас на коже много желез, то вы легко преобразуете их
во что-то ядовитое, а если желез на коже нет, то и преобразовывать
нечего. Современные же утконосы и некоторые мезозойские
млекопитающие обзавелись ядовитыми шпорами, чему, возможно, также способствовала богатая железами кожа.
Продвижение дальше