день осеннего равноденствия она потребовала отнести Мириам в лес. В Гиблом лесу всегда две первеницы, а женщина, вырастившая Сидру, умерла. Забрать девочку в лес в порядке вещей, но почему именно принцессу? Чтобы навсегда лишить ее короны или чтобы оградить от опасности?
Тишина установилась надолго. Бенуа отложил перо и стал растирать руки. Сухожилия воспалены, липкий неотвязный страх замучил. Приворотное зелье, пожирание плаценты, мутации, черная магия, – на лбу у Бенуа выступил холодный пот. Вместе с тем ему казалось, что перед ним открылась благоприятнейшая возможность. Финал близок. Внезапная откровенность, бессилие и глубокая тоска короля, смерть Стикса – верные свидетельства того, что тиран изменился. Честолюбивый Бенуа опередил множество других придворных: ослабевший монарх нуждался в поддержке, а тот, кто поддержит его, станет управлять королевством.
В роковую ночь, в свой последний час кого призвал Жакар? Мажордома. Никого другого. Исповедь умирающего – неопровержимое доказательство того, что Бенуа высоко поднимется. Он воображал себя постоянным наперсником короля, его правой рукой, левой ногой, всеми щупальцами. Спал и видел, как подожмет хвост герцог Инферналь, как Наймит укатит в дальние страны вместе с коллекцией вышитых жилетов. Да! Бенуа – не только самый молодой мажордом на острове и во всех Северных странах, но еще и самый знаменитый!
Он аккуратно сложил бумаги, чтобы хоть немного успокоиться. Хорек, завитой как пудель, с пастью, измазанной чернилами. И тут Жакар окончательно его ошеломил.
– Бенуа, я все обдумал, – сказал король, не повернув к нему головы. – С сегодняшнего дня назначаю тебя правителем острова. Единоличным и полновластным.
Бенуа онемел. Монаршая милость превосходила самые дерзкие мечты. Неподдельный восторг он прикрыл, на всякий случай, фальшивой скромностью.
– Меня, ваше королевское величество? – переспросил Бенуа, прижав обе руки к впалой груди.
– Тебя! Кого же еще? Отныне ты полноправный хозяин, серый кардинал. Ты великолепно справишься с этой ролью.
– Вы слишком щедры, ваше королевское величество, я не могу принять такой дар. Нет, это невозможно. Вы назначаете меня правителем острова, я не ослышался?
– Белого острова, само собой.
Бенуа снова онемел. На этот раз надолго.
– Отправишься на заре с очередной партией осужденных.
Жакар искоса наблюдал за мажордомом, наслаждаясь муками живого воплощения всех низостей, какие ведут к трону. Король презирал его вместо себя самого, и крах карьеры жалкого подхалима доставлял ему огромное удовольствие.
Собрав все силы, Жакар поднялся с пола и сел на кровать. Обратившись в глубину комнаты, сказал:
– Гиблый лес открывается только своим. Чужакам следует избавиться от своего запаха, двигаться при луне, не выходя за пределы спасительной тени. Если заблудишься, случится беда.
Бенуа заглянул в темный угол и никого не увидел. Но Жакар прекрасно знал, что Лисандр остался в комнате. Понимал, что мальчишка никуда не ушел. Оглушенный взрывом, король его не слышал, зато чуял. Запах перьев пустельги и песьей крови. Вонь перегонного куба тоже.
Он рассказал все это для одного Лисандра.
Как бы невзначай помог преодолеть запретную границу. Против логики и здравого смысла, повинуясь инстинкту, Жакар отправил мальчика в Гиблый лес, чтобы тот завершил его историю, приблизился к неведомому финалу. Конечно, он мог бы поговорить с ним с глазу на глаз. Но предпочел доверить свою тайну при свидетеле. Почему? Король не верил, что переживет потерю Стикса и что Лисандр вернется невредимым из Гиблого леса. Кто-то еще должен хранить тайну, немой и послушный. Поэтому он вызвал Бенуа. Поэтому отправил мажордома на Белый остров.
Лисандр сидел скорчившись в темном углу. Он гадал: выйти ему на свет или нет, как вдруг дверь широко распахнулась, и в комнату влетела крестьянка, каких никто отродясь не видывал. Виктория ворвалась вместе с зимой, вмиг уничтожив тепло от тлеющих поленьев.
– ЖАК! ЖАААК! ООО, ЖАК! – закричала королева, бросаясь к Жакару.
Шелковые чулки и деревянные сабо, норковая шуба под джутовой накидкой и теплая меховая шапка. Жакар поднял руку, останавливая ее. Он еще не решил, как поступит с Викторией, с изменой и ублюдком в ее животе. Всего за сутки вся его жизнь рухнула. Без резких движений и опрометчивых решений Жакар ждал, пока пыль уляжется, удивляясь собственной мудрости.
Два мушкетера остались у порога, еще один гость позволил себе войти. Герцог Инферналь явился, чтобы узнать, сильно ли пострадал король. Он успел переодеться, сменил один бархатный камзол на другой, только бородку не отряхнул от пепла. Жакар не позволил ему приблизиться. Еще один предатель. Еще один приговор. Ни разу в жизни король не чувствовал такой безнадежной тяжкой усталости.
– Я вызвал мажордома, и никого больше, – сказал Жакар незваным гостям. – Вы утомительны, а я и так утомлен. Пошли, Бенуа, возвращаемся во дворец. Ты никому не скажешь ни единого слова в эту ночь и завтра утром. Прибыв на место, болтай сколько влезет.
Жакар вытащил из кармана две монеты и положил на стол.
– Пастуху. Пусть купит матрас потолще, стулья покрепче, дрова получше. Пусть купит сухие ясеневые поленья. А перегонный куб выбросит. Немедленно. Это незаконно.
Инферналь подошел к столу. Монеты показались ему подозрительными.
– Что касается незаконности, сир… Это же тибо?
– У вас глаз – алмаз, Инферналь. Вы прирожденный банкир.
– Но, сир, это же тибо…
– Тибо, Инферналь. Почему бы и нет?
Жакар носил с собой две монеты с того самого дня, когда они соскользнули с глаз погибшего короля. Он берег их, чтобы не забыть непрошеное видение: младенца, брошенного в темноте. Теперь малыш понемногу занимал пространство, освобожденное Стиксом. Монеты ему больше не нужны.
– Бенуа! Подай мне шкатулку!
Бенуа дрожащими руками протянул исписанные листы вместе с несессером и проводил испуганным непонимающим взглядом решительный взмах монаршей длани, отправившей весь рассказ в огонь. Длительное повествование, продиктованное языками пламени, осветило всю комнату, вернувшись туда, откуда пришло.
58
– Гиблый лес открывается только своим.
Король подразумевал Стикса.
– Чужакам следует двигаться при луне, не выходя за пределы спасительной тени.
Луна никогда не станет полнее, ближе и ярче, чем теперь, когда она очистилась после затмения.
Смысл послания предельно ясен.
В два часа ночи Лисандр почувствовал острый голод, однако поспешно ушел, даже не попрощавшись с пастухом. Мальчик миновал поле и вернулся к Гиблому лесу, посвистев Сумерке, чтобы та не отставала. Увидел мертвого пса на том же месте, где его оставил. Ветки оплели труп, он стремительно разлагался. Гиблый лес забирал собаку себе.
Задние лапы Стикса, лежащие на поле, остались нетронутыми – крепкие сухожилия, мощные когти. Лисандр попытался вытащить Стикса, но не смог сдвинуть остов с места, тот как будто пустил корни. Попробовал обрубить оплетавшие его ветки, они принялись яростно хлестать воздух. Тогда мальчик вновь схватил Стикса за лапы, приложив все силы, накопленные в кузнице, все нетерпение, переполнявшее его в долгие ночи, когда он напрасно бродил по опушке леса. Стикс – входной билет. Он так нужен Лисандру!
Лес и мальчик как будто играли в перетягивание каната. В конце концов лес уступил, но
