Книга Солнцеравная - Анита Амирезвани

Следующим утром Пери была приглашена к будущему шаху. Евнух провел нас к его шатру, который для безопасности снаружи ничем не отличался от других. Внутри он был еще роскошнее, чем у Пери. Ковры на полу были густо-индиговые, среди мягкой шерсти, словно звезды на ночном небе, мерцали узоры из белого шелка. Для воды и вина стояли фарфоровые сосуды, которые так и везли всю нелегкую дорогу, несмотря на их стоимость, фарфоровые чаши и блюда. Фрукты, сласти и орехи горами лежали на изукрашенных серебряных подносах.

Мохаммад Ходабанде сидел на подушках, справа — его жена Нисабекум. Темные глаза его были пустыми, он сидел, чуть подавшись лицом вперед, словно чтоб было удобнее ловить звуки. На нем были коричневый халат, серый кушак и белый тюрбан — строгая одежда, из-за которой он выглядел как священнослужитель. Рядом с ним жена сверкала павлином. Розовый халат сиял на фоне зеленого камзола, сочетавшегося с треугольным головным убором из розового и зеленого шелка. На обоих запястьях блестели золотые браслеты, кольца — на всех пальцах, кроме больших, и громадные серьги из крупного жемчуга и рубинов. Полные губы алели мареной, как и щеки. Муж ее выглядел задумчивым и отстраненным, а она словно разбрасывала искры, как ее украшения. Глаза ее обегали нас и весь шатер с такой скоростью, будто возмещали слепоту мужа.

— Добро пожаловать, сестра. Твой приход к счастью, — произнес Мохаммад.

— Да, добро пожаловать, — добавила жена пронзительным, громким и гнусавым голосом. — Мне редко выпадало удовольствие тебя видеть, но все мы слышали похвалы твоего отца тебе, сокровищу среди жен.

Пери изящно опустилась на подушку лицом к ним, а я остался стоять у дверей.

— Я недостойна ваших щедрых похвал, но благодарна за вашу доброту. Как вы себя чувствуете? Как ваши дети?

— Все здоровы, кроме, конечно, сына моего мужа, Султана Хассан-мирзы, чью утрату мы все еще оплакиваем, — отвечала Хайр аль-Ниса.

— Утрата детей печальнее всего, что можно описать, — сказал Мохаммад. — Поистине, тогда и поблек свет моих глаз.

— Да утешит вас Бог в ваших печалях. Какие ужасные горести вы перенесли!

— Ваши утраты столь же велики, — ответил он.

— Надеюсь, что Бог даровал вам здоровье на эти трудные времена.

— С тех пор как мы последний раз виделись с вами, зрение моего мужа еще ухудшилось, — сказала Хайр аль-Ниса. — Это бедствие для человека, столь одаренного к чтению и сочинению стихов.

— На то воля Бога, — вмешался он с покорным видом. — Теперь я сочиняю стихи в уме, а писцы переносят их на бумагу. Но к этому времени они уже все равно у меня в памяти.

— Не почитать ли нам стихи друг другу? — спросила Пери. — Было бы радостно услышать ваши.

— Мы непременно сделаем это, как только обоснуемся в столице.

Мохаммад Ходабанде дал знак, чтобы принесли угощение — чай и рисовую запеканку с шафраном и корицей, согревшие нас в этот холодный день. Я был очень доволен тем, как проходил прием, однако был все время начеку, так как ничего существенного пока что не обсуждалось. После чая разговор наконец зашел о дворцовых делах.

— Сестра, мы многое слышали о событиях при дворе. Ты должна нам все рассказать.

— Конечно, — согласилась она. — Я много работала в эти дни с мирзой Салманом. Я позволила ему уехать, чтоб сообщить об этом вам, но с тех пор от него не было известий. Он вам рассказал о случившемся?

Прошла минута, прежде чем они ответили.

— Он рассказал нам все, — бесцветно ответила Хайр аль-Ниса.

— И про войско, посланное в Кум? А про стражу казначейства объяснил?

— Да, про все, — сказал Мохаммад, словно эхо своей жены.

Странными были их ответы. Я ожидал похвал за ее превосходную службу.

— Служить вам было моим долгом, — ответила Пери, словно заполняя пустоту. — После вашего восхождения на трон я буду рядом с вами день и ночь, выполняя ваши повеления.

Она вела себя именно так, как надо, — уверенно и смиренно.

Мохаммад Ходабанде вздохнул.

— Вам надлежит знать правду: я не тот человек, что мечтал стать шахом, и я сомневаюсь, что переменюсь.

Пери улыбнулась, предчувствуя, как будет выполнять свои новые обязанности.

— Уймите свою тревогу, — отвечала она. — Мужи двора привыкли ко мне и будут делать то, что я прикажу. Я прослежу, чтобы ваши приказы выполнялись.

Брови Хайр аль-Нисы приподнялись.

— В этом не будет нужды.

Пери удивилась:

— Я никого не хотела задеть, но дворец — это сложный мир. Без подробного знания о нем сложно добиться повиновения.

— Мы рады, что вы наделены этим знанием, — сказал Мохаммад Ходабанде. — Когда вы расскажете нам все, что надлежит знать, его делами займется моя жена.

— Ваша жена?

— Именно так.

Губы Пери поджались.

— Я совершенно не понимаю, с чего бы матери четырех детей захотелось добавить к своим заботам еще и управление государством? Это слишком сложно для того, кого воспитали не так, как меня.

Мое сердце упало при этом рассчитанном оскорблении.

— Однако именно этим я и займусь, — высокомерно ответила Хайр аль-Ниса.

— Я всю жизнь училась этому, еще до того, как в четырнадцать лет стала советником у моего отца. Это непростые дела.

— О да, непростые, — сказал Мохаммад Ходабанде. — Вот поэтому ты обучишь мою жену, и она будет выполнять все мои желания.

— Брат, я прошу вас подумать и учесть все мои знания и опыт, которые должны использоваться на постоянной основе при дворе. Даже вельможи согласились, что я — лучший выбор для этой работы.

— Если бы вы смогли делать ее вместе, для меня это было бы лучше всего, — безмятежно ответил Мохаммад Ходабанде.

Расшитые края платья Пери дрожали. И я мысленно содрогнулся от несправедливости происходящего.

— С вельможами непросто. Если они чуют нерешительность, то немедленно этим воспользуются. Слабого они раздавят. Не ради себя, но ради вашей собственной защиты я прошу назначения вашим верховным советником. Ведь я, кроме прочего, рисковала для вас жизнью.

Она имела в виду устранение Исмаила, но, конечно, сказать этого не могла.

— Что вы хотите сказать? — потребовала ответа Хайр аль-Ниса.

— Рисковала жизнью, поскольку нельзя было быть уверенным, что назавтра сохранишь ее. Если бы не смерть Исмаила и не то, что вельможа, назначенный казнить вашу семью, сумел найти повод оттянуть приезд в Шираз, вы были бы сейчас бездетной вдовой — или хуже.

— Безусловно, это правда, но какое отношение это имеет к нам? Я слышала, лекарь Исмаила сказал, что он умер от избытка опиума и еды,