снова загромыхал по оставшимся ступенькам и приземлился на полу кухни с характерным шлепком, говорившим о том, что это нечто плоское. На ум Павлу Макаровичу пришел футляр от принадлежавшей Якушеву винтовки. Там, наверху, явно что-то происходило; Молоканов, похоже, окончательно свихнулся и начал палить во все, что движется. Его было просто необходимо остановить любой ценой, пока он не перебил половину ни в чем не повинных дачников, а для этого, в свою очередь, было необходимо выжить.
Выполнимость этой задачи представлялась, мягко говоря, сомнительной. Полковник Басалыгин имел богатый опыт по части общения с сошедшими с нарезки вооруженными отморозками, захватившими заложников, и знал: если стрельба началась, остановить ее уговорами непросто, а сплошь и рядом практически невозможно. К тому же Молоканов захватил его не затем, чтобы получить выкуп или выторговать себе свободу; он хочет убить и обязательно убьет, если ему не помешать. А помешать ему здесь и сейчас не мог никто, кроме самого Павла Макаровича.
Узел наконец уступил его усилиям, и веревка мертвой змеей беззвучно упала на земляной пол. Басалыгин вскочил, стараясь не обращать внимания на то, что затекшие ноги не желают слушаться, торопливо дохромал до березового чурбака, в котором торчало мачете, и, схватившись обеими руками за рукоятку, с коротким лязгом высвободил клинок из цепких деревянных объятий. Руки были скованы, и орудовать мачете он мог исключительно как двуручным мечом. Впрочем, в любом случае схватка не обещала затянуться надолго: он мог рассчитывать на один-единственный удар, сила и точность которого решат его дальнейшую судьбу.
Шаги Молоканова раздавались уже в кухне. Павел Макарович услышал, как майор снова пнул лежащий на полу предмет и тот со стуком ударился о печку. Пригибаясь, он метнулся к двери и прижался к стене, занеся над плечом мачете. Позиция была неудобная, бить приходилось снизу вверх, но выбора не было, и он решил, что для начала рубанет Молоканова по ноге, а если майор опять, пренебрегая шаткой лесенкой, просто спрыгнет на пол гаража, то и по шее.
Именно так Молоканов и поступил – быстрым шагом подошел к двери и спрыгнул вниз. Все складывалось так, что лучше не придумаешь; Басалыгин шагнул вперед, не сводя глаз с узкой полоски незагорелой кожи между прической майора и воротником его куртки, и с размаха опустил мачете.
Тут его поджидал сюрприз. Тускло-серый клинок еще только начал описывать в воздухе стремительную смертоносную дугу, когда Молоканов вдруг резко обернулся, отпрянул и блокировал удар казенником СВД, которую принес с чердака. Сталь лязгнула о сталь и соскользнула вбок, по инерции увлекая за собой вложившего в этот удар все силы полковника. Молоканов коротко и очень сильно ударил его ногой в пах, а когда Басалыгина согнуло пополам от нестерпимой боли, наотмашь врезал по уху прикладом. Мачете сорвавшейся с крючка рыбиной скользнуло по земляному полу; Молоканов еще раз для острастки ударил скорчившегося у его ног полковника прикладом, пнул ногой в живот и отступил на шаг, переводя дух.
– Но, не балуй! – как лошади, сказал он Басалыгину, отсоединяя от «драгуновки» магазин. Затвор лязгнул, выбросив уже досланный в ствол патрон; Молоканов ловко поймал его на лету и сунул в карман. – Оп-ля! Отпечатки, говоришь? Давай сделаем отпечатки.
Он наклонился, просунул винтовку меж сведенных вместе ладоней полковника и, прижимая их к железу и дереву своими руками, оставил на оружии столько отпечатков Басалыгина, сколько считал нужным.
– Вообще, это лишнее, – сказал он, отставляя винтовку к стене. – Нормальные убийцы работают в перчатках, это азбука. Но ты же у нас маньяк! Ты настолько сумасшедший, что хранишь улики против себя в собственном доме. Что отпечатки, когда здесь полно отрезанных человеческих голов! Ну что, Пал Макарыч, давай прощаться, что ли. Тянуть бессмысленно, скоро явятся наши коллеги из местного райотдела. Знаешь, в кого я – то есть не я, конечно, а ты – только что стрелял? Не поверишь, твой Спец оказался действительно очень шустрым пареньком. Он таки успел здесь побывать и выкрал единственную стоящую улику против себя – винтовку. И решил, видимо, все-таки разобраться, кто его так подставил. Да-а, товарищ полковник, в вашем возрасте и при вашей должности надо бы получше разбираться в людях! Единственный человек, который мог и, главное, хотел тебе помочь, а ты его – в подозреваемые… Ничего, скоро встретитесь на небесах, и ты за все перед ним извинишься.
– Он убит?.. – подняв окровавленное лицо, недоверчиво переспросил Басалыгин.
– Я, конечно, в спецназе не служил, но СВД – доброе оружие, – сообщил Молоканов. – Щелк – и нет его. Это ты его застрелил. Потом напал на меня, а потом… в общем, суп с котом. Как тебе сюжетец?
– Дерьмо, – с отвращением выплюнул Басалыгин.
– О вкусах не спорят, – кротко произнес Молоканов и вынул из наплечной кобуры пистолет.
* * *
В наушнике, что болтался у Юрия на груди, снова забубнили голоса. Якушев потянулся за ним, но неудачно – миниатюрный пластмассовый зажим, удерживающий провод, соскользнул с клапана рубашки, и крошечный микрофон, свалившись вниз, закачался на витом шнуре. Бросив быстрый взгляд вперед, чтобы ненароком не съехать с дороги, Юрий наклонился, ловя пальцами ускользающую пластмассовую таблетку. В это самое мгновение что-то коротко, хлестко звякнуло, в лицо и на голову брызнула мелкая стеклянная крошка, и Юрий ощутил сильный болезненный удар по черепу над левым виском. Ощущение было такое, словно его огрели раскаленным стальным прутом; спасительный рефлекс сработал раньше, чем мозг осознал происходящее, и Якушев боком упал на соседнее сиденье.
Его левая рука при этом оставалась на руле; машина резко вильнула вправо и наткнулась на поросший сорной травой вал земли, сдвинутый бульдозером во время давней попытки привести дорогу в более или менее приличное состояние. От толчка нога Якушева сильнее надавила на газ, двигатель взвыл, заставляя машину с достойным лучшего применения упорством штурмовать непреодолимую для нее преграду, и заглох.
Лежа на боку в дьявольски неудобной позе, Юрий посмотрел на ветровое стекло. Он увидел то, что ожидал увидеть, а именно пулевое отверстие, расположенное точно напротив его головы – вернее, того места, где она находилась бы, не взбреди в нее оказавшаяся спасительной идея послушать, о чем говорят бравый майор и маньяк в полковничьих погонах.
Вывернув голову так, что едва не повредил шею, Юрий увидел простреленный подголовник. Выстрела он не слышал, да и в любом случае для пистолета дистанция была
