позиции противников церковной унии, и хуже всего, что после сегодняшнего инцидента это поймут и они.
Спустя несколько минут привели Куртесия – тот был, как всегда, спокоен и невозмутим. Длинная черная борода спускалась до самого пояса, исхудавшее после длительных бдений и воздержаний лицо напоминало восковую маску, а из-под кустистых бровей на императора глядели пылающие фанатичным блеском глаза. И сила этого взгляда была так велика, что Константин почувствовал необъяснимый трепет.
– Я не могу больше терпеть твои проповеди, Георгий, – произнес император, когда они остались наедине. – Ты сеешь в народе вражду и смуту.
– Я не принуждаю их следовать за мной, – спокойно возразил проповедник. – Они приходят сами. В поисках правды и истины, в поисках ответов на свои вопросы…
– Быть может, ты знаешь ответ и на мой вопрос? – император встал и почти вплотную приблизился к Георгию. – Как мне объединить сторонников и противников унии? Как заставить их жить в мире?
Георгий размышлял недолго.
– Союз, продиктованный устами латинян, нас не устроит, – твердо произнес он. – Мы отвергаем Флорентийскую унию и требуем созвать новый Собор, здесь, в Константинополе, дабы выработать решение, которое одобрил бы весь христианский мир.
Император вдруг почувствовал, как рушатся все его надежды. Зря он вообще согласился на переговоры с этим безумцем.
– На Западе никто и слышать не захочет о новом Соборе, – мрачно сказал василевс.
– В таком случае нам нечего больше обсуждать, – пожал плечами Куртесий.
Этим человеком двигала почти фанатичная вера в свою правоту, и Константину пришлось признать тот факт, что ни угрозы, ни подачки не заставят его молчать.
Придется торговаться – решил император. В конце концов в его жилах текла и итальянская кровь, а итальянцы, как любил повторять его отец, – это нация торговцев, мореплавателей и авантюристов.
– О твоем предложении мне следует поговорить с патриархом. – сказал Константин. – И если он одобрит…
– Патриарх не должен вмешиваться в это дело! – покачал головой Георгий. – Как он может представлять интересы Православной церкви, если уже запятнал себя союзом с латинянами?
Упорство Куртесия начинало раздражать, но император во что бы то ни стало должен был прийти к соглашению с этим человеком, иначе Константинополь неминуемо погрязнет в пучине мятежа.
– Но кто еще, кроме патриарха, может поднимать вопрос о созыве Вселенского собора? – спросил Константин, надеясь, что Куртесий не сможет дать ему ответ.
– Эту функцию может взять на себя император, – предложил Георгий.
– Только в том случае, если его решение одобрит синод. – Константин вдруг поймал себя на мысли, что ему начинает нравиться полемика на религиозные темы. – А во главе синода, как известно, находится патриарх!
– Значит, нам нужен другой синод, – со всей серьезностью произнес Георгий. – Такой, который не плясал бы под дудку латинян. Синод без патриарха.
Константин недоверчиво посмотрел на Куртесия – уж не шутит ли он? Однако в глазах последнего не было и намека на фальшь.
– Синод без патриарха подобен империи без императора, – задумчиво протянул Константин, тем не менее цепляясь за эту возможность. – Но если такой… синод все же подготовит свои предложения для Рима, я постараюсь, чтобы они непременно оказались на столе у Папы.
– Вы поступаете мудро, государь. – Георгий Куртесий благодарственно склонил голову. – Этот поступок я не забуду.
Проповедник уже собирался уходить, однако император остановил его.
– Я вызвал тебя не только для того, чтобы обсудить судьбу церкви, но и чтобы определить твою собственную судьбу.
Куртесий поднял на императора тяжелый взгляд, молча ожидая следующих слов.
– Ты, вероятно, знаешь, что очень многие недовольны твоими речами.
– Они боятся правды, государь!
– У всех своя правда, – парировал император. – Патриарх пишет на тебя доносы в Рим и хочет наложить епитимию, папский легат советует отправить тебя на исправление в Ватикан, другие хотели бы видеть тебя еще дальше от столицы, а лучше – запертым в какой-нибудь крепости.
– А что думаете вы? – прищурившись, поинтересовался Куртесий.
Император некоторое время сохранял молчание.
– Должен признать, что в нынешней ситуации слова твоих врагов не лишены смысла. Ты действительно заслуживаешь наказания. – Константин краем глаза взглянул на Георгия. – Тот был напряжен, но на лице его не было ни тени страха.
– Несмотря на это, я предложу тебе выбор, – произнес василевс после небольшой паузы. – Изгнание или постриг.
Куртесий сделался еще мрачнее.
– В обоих случаях ты лишаешься права вести свои проповеди на улицах и площадях Константинополя, – продолжил василевс. – Я изымаю твои труды из публичного доступа, однако если ты все же решишь уйти в монахи, я разрешаю тебе выбрать монастырь по своему усмотрению.
– Что мне следует усмотреть в этом наказании, государь? – спросил Георгий после недолгого раздумья. – Гнев или милость?
– Должен понимать и сам, – ответил Константин. – Тебе ведь известно, что многие архонты считают твои проповеди опасными и пойдут на все, лишь бы ты замолчал. Уверен, что в отличие от меня они не предоставят тебе право выбора.
Георгий потер подбородок, размышляя над предложением императора.
– Я согласен уйти в монастырь и посвятить свою жизнь Богу, – наконец сказал он. – Мне и прежде приходилось задумываться об этом. Кроме того, именно такую судьбу мне предрекал Марк Эфесский перед самой своей смертью.
– Не забудь вознести молитву за упокой его души, ведь я иду на такой шаг, только из уважения к твоему учителю.
Куртесий понимающе кивнул и в его глазах император впервые прочитал смирение.
– Теперь ступай, – сказал василевс, беря в руки золотой колокольчик. – Иоанн Далматас передаст тебя в руки двум послушникам для совершения над тобой необходимого обряда.
Константин позвонил в колокольчик и на пороге тут же появился Далматас.
– Проводи Георгия в оговоренное нами место, – сказал василевс.
Далматас кивнул, пропуская Куртесия вперед, однако едва проповедник сделал шаг к двери, как император вновь окликнул его:
– Надеюсь, ты сохранишь наш разговор в тайне. Будет лучше, если все решат, что твое отречение от мирской жизни – дело добровольное.
– Оно таким и является, государь, – не оборачиваясь ответил Куртесий и вышел из комнаты.
* * *
Весть, о том, что Георгий Куртесий принял постриг, разлетелась по Константинополю почти мгновенно. Бывший секретарь императора Иоанна, поселился в небольшом монастыре Харсианит, взяв себе новое имя – Геннадий Схоларий. О причинах этого поступка в городе спорили долго, кто-то решил, что это продуманный шаг, направленный на борьбу с нынешним патриархом, кто-то объяснял его усталостью от суетного мира и зовом души. И лишь немногие открыто усомнились, что Куртесий пошел на это добровольно.
Впрочем, лишившись своего предводителя, противники унии заметно присмирели, и в городе, наконец, воцарился покой и порядок.
Однако император торжествовал недолго, поскольку вскоре его настигла новая
