Нейл рассмеялся, оценивающе взглянул на огромный аппарат, удерживавший Томаса в своих лапах.
— Теперь тебе, надеюсь, понятно, почему мы называем ее Матерью Богородицей.
Томас попытался ответить, но не смог.
— Впрочем, некоторые вещи неосязаемы, как ты предсказал в своей книге. Все переживания всегда связаны, едины, и они всегда «здесь и сейчас», как ты и мог ожидать, учитывая, что они — побочные продукты нехватки мозговой деятельности.
Томас снова попытался заговорить, но только закашлялся.
— Беспокоиться не о чем, — улыбаясь, сказал Нейл. — Просто небольшая нейротрансмиттерная промывка. Ну, может, будешь чувствовать себя немного не в себе — пару дней, не более.
— От… — срывающимся голосом произнес Томас — От… от… — Он набрал побольше воздуха и, передернувшись, наконец выговорил: — Отвратительно…
— Да-а-а, — протянул Нейл. — Таково будущее.
Собственное гудящее тело казалось Томасу бескостным и навсегда прикованным к аппарату. Нейл напевал какую-то бессвязную мелодию, переезжая в кресле от компьютера к компьютеру.
«Ну, давай же, Паинька. Возьми ситуацию в свои руки… Постарайся думать яснее… Думай трезво и ясно».
Фрэнки мертв. Какой бы болью ни отзывалась в груди эта мысль, Томас понимал, что должен на время забыть о ней, сконцентрироваться на том, что происходит сейчас. Нейл был сумасшедшим. Разумным, только наоборот. Это означало, что все приоритеты на данный момент у него в руках, что его мысль обладает своей собственной, нечеловеческой логикой. Томас понимал, что если он выживет, то ему придется разобраться с этой логикой до конца. В конце концов, все предсказуемо. Даже помешанные подчиняются своим правилам.
— Ты… — начал он, но приступ кашля заставил его прерваться.
Он чувствовал винты Мэри, впивающиеся ему в череп. Томас прокашлялся, смахнул ресницами слезы.
Фрэнки… Маленький король, провозглашающий свою любовь, в устах которого все звучит здравицей.
«Я сильный, папочка… су-у-уперсильный. Если я увижу грузовик, который собирается тебя сбить, я спасу тебя, папочка. Врежу хорошенько этому грузовику — и ХЛОП!»
Томас свирепо посмотрел на сидящего к нему спиной Нейла.
— Так что ты этим хочешь доказать, а, Нейл? Что твой мозг — победитель?
Нейл развернулся в своем кресле.
— Ты все еще считаешь, что мир можно разделить на победителей и побежденных?
— Игра без победителей и побежденных — это театр, — без всякой уверенности произнес Томас — И ты это знаешь.
— Игра? — фыркнул Нейл. — А кто будет вести счет, дружище?
Томас наклонился, несмотря на удерживающие его винты.
— Мы, Нейл… Я!
На лице его лучшего друга появилось нечто вроде сожаления:
— Поверь мне. Судьи нет.
На мгновение Томас испытал болезненное чувство остановки сердца. От мертвеца его отличало только то, что он еще дышит.
«Он убил моего сына… Своего сына…»
— Ты, — продолжал Нейл с неумолимой искренностью. — Тебя не существует, ты — иллюзия… Подумай об этом, Паинька. Тебе хочется верить, что я делаю что-то для тебя, тогда как на самом деле — с тобой. Единственная причина, по которой я могу играть твоими мыслями и переживаниями, как марионеткой, в том и состоит, что ты — действительно марионетка. Просто я ускользнул от мира, да так, что он этого и не заметил…
Нейл отвернулся, чтобы ввести в компьютер какие-то новые загадочные команды.
— Тебе хотелось бы думать, — продолжал говорить он, — что я какой-то захватчик, что обычно ты сидишь за пультом управления. Но кому, как не тебе, знать. Пульт управления не работает и никогда не работал. Поскольку это лежит вне твоей таламокортикальной системы, то просто не существует для твоего сознания, вот почему твоя таламокортикальная система считает себя неподвижным движителем, дрейфующей причиной всех твоих действий.
От этих слов у Томаса будто надорвалось сердце. Это была гипотеза «слепого мозга», его собственный тезис из «Потемок мозга», причем не просто перефразированный, но воплощенный в жизнь. Нейл преобразил ее в демонстрацию собственных дерзких притязаний. Все это — от смысла до сущности, морали, иллюзорных артефактов мозга — ни к черту не годилось из-за неспособности мозга созерцать себя как такового. Даже эти мысли… Даже вот этот самый момент!
Он был всего лишь фрагментом чего-то безмерно-огромного, ужасного и сложного, чего-то мертвого. Фрагментом, которому не дано увидеть себя как часть целого. Обломком, стилизованным под маленькое божество…
«Нет-нет-нет-нет…»
Невозможно, чтобы Нейл был прав. Нет. Нет. Только не в этом!
— Так чего ты хочешь этим добиться? Нейл! Нейл! Это же я-а-а-а. Черт побери, это же Томми! Зачем ты вытворяешь такое со мной? Что я такого сделал? Что я сде-е-елал?
Тиски сдавили ему глотку. Какие-то животные звуки, похожие на одышливое ворчание, продолжали вырываться из его груди.
— Тс-с, — сказал Нейл. — Полегче там, Паинька. Ну-ка, давай. Посмотри на меня теперь. Не кричи. Просто посмотри.
Томас поднял на него затуманенный взор.
— Это не наказание. Это не выражение патологической ненависти или подавленного сексуального желания. Это любовь, Томас. Подлинная любовь — любовь, знающая, что она — иллюзия. Я могу подключиться к низким частотам, если ты хочешь видеть. Мой мозг любит тебя, вот почему он пустился во все тяжкие. Я думаю, он считает твой мозг своим братом — единственным братом. Думаю, он пытается освободить твой мозг.
— Но Фрэнки-и-и-и, — еле слышно, но прочувствованно пробормотал Томас.
«Фрэнки…»
— Послушай, — сказал Нейл. — Пора тебе понять, почему я послал тебя за Фрэнки.
На какой-то миг сердце Томаса перестало биться от ненависти.
Нейл исчез, по крайней мере, Томас больше не видел его.
— Мне нужно было время, — произнес голос из тьмы. — Ты застал меня, прежде чем я успел все подготовить.
Послышался щелчок, в аппарате что-то содрогнулось. Раздался высокий, пронзительный звук, и комната закружилась вокруг своей оси. Нейл развернул Томаса на тридцать градусов вправо… и тот смог ее увидеть. Она была без сознания и привязана почти вертикально, как и он сам.
Нора.
Томаса стала бить неудержимая дрожь.
— Нет, — сказал Томас, но услышал только невнятное бульканье.
Нора была в своем лучшем наряде: красной шелковой блузке и белых шортах, что считалось последним писком моды среди студенток. Подобно ему самому, она была плотно привязана к чему-то напоминающему вращающийся стол из нержавеющей стали, какие бывают в морге. Устройство, похожее на ребристый фен, нависало над ее головой, затеняя макушку. Закрепленный винтами каркас, расположенный ниже, не позволял Норе повернуть голову. Маленькие огни ярко светились, как глаза горгульи.
