тоже не работает, зато пистолет-автомат живее всех живых.
Снимаю его с предохранителя, заряжаю и направляюсь дальше, отмечая, что тут нет биосканеров, дверь впереди тяжелая, на вид деревянная. Не удивлюсь, если она не запирается.
Однако я ошибаюсь. И биосканер у двери есть, но не работает, и электронный замок, но вся часть храмовой территории обесточена, и, потянув золоченую ручку, открываю дверь, переступаю порог огромного пустого зала, где стены закрыты белым шелком, вышитым золотом, в середине кругом поставлены шесть кресел. Тишина такая, что слышу каждый свой шаг и кажется, что стены эхом отражают стук моего сердца.
Никого. Все жрецы и прислужники остались снаружи. Где же Боэтарх?
Ощутив чужое липкое внимание, оглядываюсь, запрокидываю голову. С белого купольного потолка на меня смотрят десять тщательно прорисованных огненных глаз, так и кажется, что вот-вот полыхающее в них пламя задрожит, вертикальный зрачок сфокусируется на мне, и оттуда хлынет тьма.
— Леон! — разносится по залу серебристый голос. — Ты пришел! Наконец-то.
Вздрагиваю. Голос проходит через каждую клетку, вибрирует, отдается в памяти теплом.
С кресла, повернутого мне спиной, встает Элисса, смотрит, виновато улыбаясь, чуть сутулится, нервно сжимает подлокотник. Морок? Слишком реалистичный. У нее не просто тот же голос, она так же держится, улыбается… Так не сыграешь!
Голос здравого смысла монотонно бубнит, что Элисса умирала у меня на руках, я простился в ней, но чувства вцепились в призрачную возможность снова прижать ее к груди, ощутить тепло родного тела, зарыться носом в ее волосы.
— Что тебе нужно? — нащупывая спусковой крючок пистолета, обращаюсь к Ваалу.
Отвечает Элисса.
— Ты, наверное, уже понял, что смерти нет. Я пришла к тебе из-за порога. Идем со мной, — она делает шаг, протягивает руку, ее голос гипнотизирует, в голове пульсирует: «Там радость, покой, и больше никогда не будет больно. Зачем тебе умирать?» — Ты ведь мечтал о том, что мы убежим от всех, я тоже хотела этого. Пойдем за порог.
Медленно двигаюсь навстречу. Мир, оставшийся за спиной, — чужой, я всегда был изгоем, счастье — Элисса, ее любовь способна породить целую вселенную…
— Как же я рада снова увидеть тебя! — шепчет она и раскидывает объятия.
Шагаю к ней, глажу по волосам поврежденной рукой и кажется, что боль стихает. На одной чаше весов — мир, полный пороков, чужой и враждебный. На другой — человек, самый близкий и родной во вселенной. Еще немного, и я растворюсь в ней…
Оттолкнуть ее сложнее, чем пожертвовать пальцами. Словно кусок души отрываю с хрустом, кровью. Нажимаю на спусковой крючок. Хочется зажмуриться, чтоб не видеть…
Со звоном бьющегося стекла Элисса рассыпается на осколки. Подрагивая, они валяются на полу, и тот, где отражаются ее губы, звенит:
— Зачем ты так со мной? Я верила тебе…
Накатывает злость. Будто сознание форматируется движением руки, ум становится острым, как лезвие клинка, направленное на Боэтарха.
Осколки восставшей из небытия надежды корчатся в агонии на полу, а в душе зияет пустота.
На месте разбитой фигуры Элиссы появляется Надана, держащаяся за окровавленный бок, мотает головой, выставляет вперед руку с растопыренными пальцами.
— Позволь мне жить, — бормочет она. — Я могу остаться, а могу уйти за порог, все зависит от…
Ругнувшись, стреляю в нее, пули проходят сквозь. Ваал видит мою душу и пытается манипулировать, давя на слабые места. Раз я еще жив, значит, он не может прихлопнуть меня, вынужден считаться, идти на диалог. Может, я даже на его территории — как бомба с часовым механизмом?
— Сдохни, тварь!
Морок рассеивается. Остается звенящая тишина и навязчивое пристальное внимание. Запрокидываю голову и спрашиваю, глядя в нарисованные глаза:
— Чего тебе от меня нужно?
По залу прокатывается едва уловимый вздох — словно сквозняк проносится. Легкий хлопок — будто кто-то разжимает плотно сомкнутые губы, — и слышу незнакомый голос, льющийся отовсюду:
— Ну, здравствуй, Новый!
— Проявись, — говорю я, сжимая рукоять пистолета, хотя понимаю, что пули не причинят вреда божеству, лихорадочно соображаю, что именно во мне для него угроза. Вероятно, моя способность разрушить стену, которая форматирует наш мир по запросу Ваала. Вот только, похоже, я могу уничтожить ее только ценой собственной жизни. По сути, грядущий разговор — лишь попытка отсрочить неизбежное.
— Не спеши в небытие, Новый! — Возле кресел материализуется Гамилькар Боэтарх, скорее всего, это его фантом. — За порогом ничего хорошего, в реальном мире куда лучше. Ты и без меня понимаешь, что не выйдешь победителем из этой игры. Танит тебе не поможет, с той стороны стоят отличные фильтры. Так что давай договариваться, как нам сосуществовать.
Вероятно, он читает мои намерения, потому представляю, что мои мысли проходят через мясорубку, смешиваются, держу этот образ в голове.
— Ты боишься меня, — пытаюсь прощупать противника.
— Боюсь? — Смешок. — Опасаюсь. Как опасаются ребенка с горящей спичкой, стоящего посреди помещения, залитого топливом. Ты слишком юн и горяч, можешь натворить глупостей. Я готов научить тебя, открыть все секреты. В готовом мире жить проще, чем создать полноценный новый мир, так могли лишь Изначальные. — Он поворачивает кресло и садится, закинув ногу за ногу. — Миры созревают, как груши на деревьях, становятся твердыми и недоступными. Кураторы типа нас с Танит остаются за порогом, а миры погибают без присмотра. В этом мире есть ты и есть я. Мы можем убить друг друга, а можем договориться. Тебе останутся Северная и Южная Карталонии, назовешься Кутерастаном и будешь править. Возможен другой вариант: я доставляю тебя туда, где находится Танит и прочие. Там ты сумеешь отыскать и Элиссу. Откуда, думаешь, эти образы?
Слушая его, пытаюсь найти выход. Скорее всего, Ваал не лжет и выполнит свои условия. Выпускаю мысли о том, как хорошо было бы найти Элиссу, и даю им разгуляться, Боэтарх (или Ваал?) вцепляется в них, продолжает обещать, а я строю логическую цепочку. Силы ему дает прорыв, смешение двух измерений. Мы нейтрализуем способности друг друга. Если ликвидировать прорыв, нас запрет в этом мире, и я навсегда потеряю Элиссу. Но Боэтарх лишится подпитки, и будет шанс его одолеть.
И снова качаются чаши весов. Он ведь не лжет, я в самом деле могу обрести бессмертие и уйти за порог к тем, кого я люблю. Надана, скорее всего, тоже уже там.
А могу закрыть ход между мирами и остаться здесь. Вспоминается поступок Лекса — как он, зная, что его любимая женщина умирает
