но и северяне, и господин Бернар.
— Представляю, в каком они ужасе, — протянула я и села. Вытянула голые ноги, покрытые укусами комаров. — Уверена, им ничего не угрожает. Зиг не позволит кому бы то ни было обидеть дочерей хозяйки. Или её саму!
Остаток дня мы провели в покоях, обустраиваясь. Потом пришла служанка госпожи Роксаны и позвала в зал на ужин. Мы оделись. Девочки нарядили меня в платье из алого полотна и с узорной вышивкой по краю подола и рукавов. Заплели мои волосы в косу. Я вдела в уши серьги, украсила грудь ожерельем, а руки — браслетами. Хотела показаться равной королеве Роксане, чтобы не глядела на меня, как на нищенку.
Каблуки туфель стучали по плиткам пола, пока я шла в сопровождении служанки. Коридоры освещались свечами. Богато тут живут, у нас в Бергсланде свечи стоили дорого, я старалась беречь их. В зале горел камин и пылали факелы. Колонны украшали помещение. В середине стоял прямоугольный стол. Вокруг были стулья, а не лавки, как я привыкла. У камина стояла скамья с резными ножками в виде львиных лап. Там я увидела мужа около седого господина и кинулась к нему.
— Зиг! — пискнула я. Он сидел на скамье и пил вино с хозяином. Я подлетела и упала на него, обхватив за шею.
— Китти, моя весна, — Зиг поцеловал меня в макушку и погладил по спине. Я заплакала. Сколько страхов натерпелась из-за него!.. — Ну ты чего, не плачь. Всё хорошо.
Я выпрямилась и закивала. Зиг привычно посадил меня на колено. Я вытирала слёзы, вспомнив, что мы тут не одни. На меня глядел седой господин с пушистой бородкой, одетый в богато украшенный доспех. Он улыбался.
— Моя жена, Катерина, — ухмыльнулся Зиг и погладил меня по бедру. — Король Аларих, господин земли оттов.
— Здравствуй, — смущённо буркнула я. Ох, и чего я так себя веду? Позорница.
— Как госпоже Катерине мой дом? Нравится? — спросил меня старик.
— Очень! Спасибо за прекрасные покои, — я была искренней и хотела показать, что нам можно верить. Старый король хмыкнул.
— Я рад. Что ж, приступим к трапезе?
Все уселись за столом. Северяне, мой отец, Зиг, хозяйка Роксана и я. Нахмурила бровки, увидев пустые стулья.
— А ваши дочери не хотят поужинать с нами? — ляпнула я прежде, чем успела подумать. Повисла тяжёлая тишина. Князь Орм вытер седые усы и усмехнулся.
— Дочери? Какие ещё дочери? — спросил он, и мне не понравился его интерес к дочерям хозяев.
Роксана бросила на меня испепеляющий взгляд. Я поняла, что подвергла её дочерей опасности, рассказав о них. В доме полно врагов. Никому нельзя верить.
— Им нездоровится, — проговорил король Аларих и пригубил вино из кубка. Он нахмурился и почернел. Стал совсем старым.
— А жаль, я хотел бы с ними познакомиться, — заметил северный князь.
Роксана шумно поднялась. Её кубок упал на пол, вино разлилось. Прислуга упала на колени и стала вытирать. Королева выругалась и быстро ушла прочь. Меня трясло. Я поняла, что милость хозяйки я потеряла навсегда. Есть расхотелось. Я сжала кулачки под столом и бросила взгляд на Зига. Я сидела с той стороны, где был его раненый глаз. Мой муж хмурился.
— Мы союзники, — проговорил он спокойно. Я поняла, что этим он заверяет хозяина в безопасности и обещает защиту. — И мы здесь ненадолго. Императору уже наверняка доложили, и он будет встречать нас на границе. Выпьем за грядущую войну!
Зиг поднял кубок. Орм и другие тоже подняли. Все выпили, даже я сделала маленький глоточек. Но мне было очень страшно. Я не хотела, чтобы из-за нас терпели неудобства эти добрые люди. Мне было противно, что я пришла вместе с захватчиками. Так вот, как чувствуют себя враги? Боги, в тот миг, сидя за столом, я мечтала вернуться в шатёр и жить, словно кочевница!
Глава 50
Море
Ночь наступила довольно быстро. Сад за окнами погрузился в темноту, загорались масляные фонари, лаяли сторожевые собаки. Я вежливо простилась и пошла в покои, сопровождаемая служанкой госпожи Роксаны. От меня не укрылся нескромный взгляд князя севера Орма, жалящий в спину. Затошнило. Я знала, что дома его ждала жена, но он не отказывал себе в женщинах во время похода. Наверное, я ему нравилась, но, хвала богам, я была под защитой своего великого мужа.
В покоях я зажгла свечу, разделась до нижней рубашки и села на постель. Стала расплетать косу. Было много непривычных звуков. Непривычно тепло. Непривычные постель и влажный, морской воздух. Я встала и босиком прошла к окну. Заметила, что за тонкими шторками вовсе не окно, а выступ с перилами. Я вышла. Прохладный ветер обдал лицо. Впереди раскинулся город, окружённый крепостной стеной. А за ним блестело море. Полная луна висела над водой.
— Говорят, что в полнолуние Старая Мать сходит на землю и наполняет женщин особой силой, — тихо сказала я, услышав шаги за спиной. Зиг остановился рядом и оперся на перила широкими ладонями. Я слышала его дыхание и запах, ощущала его тепло. — Будто бы такая ночь самое удачное время для зачатия детей, — закончила я. Щёки запылали жаром.
— Да? И на что же ты намекаешь, киска, я не понимаю, — князь обхватил меня за плечи и притянул к груди. Склонился, чтобы прижаться носом к моему затылку. — Пахнешь весной…
Я же знаю, что тебе нравится запах моего цветочного масла. Никогда не перестану им пользоваться.
Я затрепетала от его охрипшего голоса. Погладила кожаные наручи на его предплечьях и обернулась, прижимаясь спиной к перилам. Поймала его взгляд. В здоровом глазу князя горела белая луна. Он поцеловал меня. Жадно, как и всегда. Я обхватила его шею. Хотела отдаться ему, истосковавшись по его рукам, его ласке. Отогнала мысли о страданиях, что сопутствуют рождению детей, заставила себя забыть о войне. Об этом буду думать потом. Сейчас я хотела насытиться им, показать, как скучала и как люблю его.
Потом мы просто лежали в обнимку. Я жалась к нему, не могла насытиться запахом моего льва. Зиг гладил по спине, стянув с меня, наконец, нижнюю рубашку. Не нужны были никакие разговоры. Было приятно просто помолчать и подышать друг другом. Я понимала, что ночь будет долгой, и ничуть не возражала.
— А помнишь, когда-то ты плакала? Каждый раз плакала, а я ещё думал, «проклятье, ну что я за урод, всё делаю не так». Прости за те ночи.
— Зиг… — я растерялась. Не ждала подобного разговора. Обняла его руку. — Я прощаю. Ты не мог по-другому.
— Почему же? Мог,
