Александра по-своему встретила революцию. Она потребовала ввести законы военного времени. Николай II настаивал, чтобы она с детьми незамедлительно покинула Царское Село и выехала в направлении Могилева. Председатель Думы Родзянко также предлагал ей этот шанс для спасения семьи. Александра отвергла: четверо из ее пяти детей были больны корью. Она ждала Николая и еще 2 марта надеялась: «Если только обе змеи, Дума и революционеры, откусят друг у друга голову – это было бы спасением». Когда царица стала достоверно уверена в отречении, ее слова отразили полную растерянность: «Я чувствую, солнце еще будет светить…»
Царь находился сначала в Могилеве, а затем непосредственно с семьей – под домашним арестом в Царском Селе. Николай и Александра надеялись, что им разрешат уехать в Ливадию. Министр юстиции Керенский не разрешил этой поездки. Тогда они уцепились за иллюзию эмиграции в Англию – к кузену – королю Георгу. Британское правительство дало положительный ответ на соответствующий запрос из Петрограда. С уходящим военным счастьем России исчезла и английская готовность забрать из России находящихся под стражей родственников. Король Георг «сожалел». И в других западных странах императорская семья была нежелательной. В качестве обоснования постоянно находился аргумент, что благоволящая к немцам Александра в значительной мере виновна в волнениях в России. Николаю, Александре и детям оставалось лишь с внутренним достоинством и природной гордостью переносить свое заточение и предаваться смутной надежде, что по меньшей мере жизнь могла бы быть спасена. Только однажды Александра утратила самообладание, когда молодые солдаты в парке Царского Села на ее глазах выкопали, вывезли и позднее сожгли гроб Распутина. Следствием были дикие кошмарные сны. В ходе расследований и допросов, продолжавшихся недели, правительство пыталось составить против Александры и Николая обвинение в измене родине. Хотя были вскрыты темные махинации Распутина, улик персональной вины Александры не было.
1 августа 1917 года семью доставили в Тобольск, в Сибири. К этому моменту Временное правительство правило уже без Советов. Прошли месяцы, не внеся в издевательское обращение с царской семьей никаких перемен. В уединенности Александра с большим тщанием посвятила себя семье и вере. Октябрьское восстание 1917 года, которое привело к власти большевиков, сначала не обнаружило ощутимых перемен в Тобольске. Александра воспользовалась временным покоем и начала вести дневник. Начав с 1 января 1918 года и закончив почти в час смерти, она рисовала объективную картину повседневности в стесняющем и тяготящем ее мире: «…Встала около половины восьмого. Около 8-ми в церковь. Ольга в постели, 37,73 градуса. Татьяна так же, 38. Корь. У Татьяны повсюду сильная сыпь, головная боль и кровоизлияния в глазах. У Алексея вновь все хорошо. Сидел с девочками и шил…» Она никогда не жаловалась, а с внутренним достоинством покорялась судьбе. Лишь очень редко она вставляла безобидные политически символичные замечания, так, 2 марта 1918 года: «Год с отречения Н.!!!» Напротив, краткие сообщения о только что прочитанных местах в Библии были полны намеков на реальную ситуацию: «…Смерть Соломона после 40-летнего правления. Его сын Рехавам (Ровоам) восходит на трон». Таким образом, Александра все еще надеялась на трон для своего сына Алексея.
В марте 1918 года в Тобольске объявился уполномоченный руководимого Лениным правительства, якобы чтобы доставить царя в Москву. Кайзер Германии Вильгельм II хотел видеть подпись Николая под Брест-Литовским германо-русским договором о мире. Николай Романов категорически отверг это: «Если акция имеет отношение к мирному договору, то я скорее дам отрубить себе руку, чем подпишу такую бесстыдную бумагу». Его семья питала иные опасения: царь будет изолирован и тайно убит. В отчаянии решились на разлуку; Александра, дочь Мария и врач Боткин сопровождали царя – другие, также и больной Алексей, оставались в Тобольске. Александра отмечала 12 апреля: «…Я должна была решить, оставаться с больным Baby или сопровождать Н. Решилась сопровождать его, поскольку это может быть более необходимым, и он в опасности, так как мы не знаем, куда и зачем (мы подозреваем, в Москву). Страдаю ужасно…»
Николай и Александра никогда не достигли Москвы. Поезд ехал в Екатеринбург, в «дом особого назначения», который был реквизирован местным Советом у купца Н. Н. Ипатьева. Во время боев Гражданской войны в Москве царило единодушие в том, что царь не может попасть ни в руки немцев, ни в руки других сил. Уже в апреле его смерть была делом решенным. Чем ближе белые войска продвигались к Екатеринбургу, тем интенсивнее становилась подготовка исполнения приговора. Царская семья не знала, какая судьба ее ожидает.
Урал рассматривался как оплот большевиков, а Ленин считал его «надежным» регионом. Не только остававшиеся в Тобольске дети и слуги были доставлены в Екатеринбург: интернированы, а затем расстреляны или убиты были многие члены семьи Романовых из более дальнего окружения, прежде всего великий князь Михаил Александрович, в пользу которого Николай отказался от престола. С каждым часом для царя, его супруги и детей приближался ужасный конец. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года – около часа тридцати – в Екатеринбурге произошло кровавое преступление, следы которого вели к Ленину: убийство Николая II, царицы Александры Федоровны, их детей Алексея, Ольги, Марии, Татьяны и Анастасии, лейб-врача Николая II доктора Боткина и слуг – Алексея Труппа, Анны Демидовой и повара Харитонова. В этот день Александра сообщала: «Серое утро, позднее ласковое солнышко. У Baby легкая простуда. Утром все выходили на полчаса наружу… Каждый день в наши комнаты приходит комендант. 8 часов.
Ужин. Неожиданно забрали Левку Седниева[27], он имел разрешение посещать дядю и пропал – хотела бы знать, правда ли это и увидим ли мы мальчика вновь!! Играла с Н. в безик. В половине одиннадцатого в постель. 15 градусов тепла». Это были последние дошедшие до нас слова Александры.
Около полуночи доктор Боткин был разбужен охраной: в городе неспокойно, царской семье следует перейти в подвал. Врач разбудил узников. Спустя полчаса они спустились по лестнице вниз. Николай нес больного Алексея. В подвале они вошли в пустое помещение. Царь потребовал для жены и Алексея два стула. Они сели, сын по-прежнему был на руках. Другие встали за стульями. В помещение мгновенно вошли двенадцать вооруженных людей, возглавляемых комендантом Юровским. Он резко объявил: «Нам поручено вас расстрелять». Царь встал, хотел что-то сказать. Левой рукой он защищал царицу, правой прикрывал Алексея. Юровский открыл огонь, убил Николая и на месте уложил Алексея. Мгновенно начали стрелять и другие убийцы. Только Анастасия и Анна Демидова умерли не от пуль – они были заколоты штыками. Алексей, раненный, потерял сознание. Когда он застонал, Юровский наступил ему на голову и выстрелил в ухо. Бывшая императрица Александра Федоровна ничего этого уже не слышала, она была мертва после первых же выстрелов. Во дворе ждал грузовик с включенным мотором. Тела обобрали, доставили на поляну поблизости от деревни Коптяки (Koptjaki), расчленили и сожгли. Лица помимо этого облили серной кислотой. Останки закопали. Убийцы торжествовали: «Теперь мир никогда не догадается, что произошло этой ночью». Одновременно они запустили кампанию дезинформации. Председатель Екатеринбургского совета Белобородов телеграфировал в Москву: «Генеральному секретарю сообщаем, что царя постигла та же судьба, что и его семью. Официально все они погибли при попытке к бегству». «Генеральный секретарь» – это был Яков Свердлов, который инициировал и спланировал акцию. Свердлов – ближайший соратник Ленина, в его честь Екатеринбург позднее был переименован в Свердловск. Но это уже история.
