Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
В ушах отчетливо звучат слова Владимира Александровича: «Зачем нам будет нужна разведка, если мы потеряем советскую власть?» Это когда-то сказал председатель КГБ Грузии А.А. Инаури. Крючков часто с горькой усмешкой его цитирует.
Скольжение по крутому склону продолжается…
За окном немного посветлело, не слышно стука капель по подоконнику. Пора обедать. Надо бы съездить на Лубянку, пообщаться за обеденным столом с коллегами — заместителями председателя, узнать новости, послушать Крючкова. Иногда во время обеда он говорит откровенно то, что на совещаниях не услышишь. Видно, что председателя одолевают тяжелые раздумья. Сегодня на Лубянку я уже не попаду — дорога в оба конца занимает полтора часа.
Нажимаю две кнопки, на пульте они слева вверху. Под одной написано «Кирпиченко» — надпись не менялась много лет, под другой — «Титов». Недавно на этом месте значилась фамилия Грушко. Вадим Алексеевич Кирпиченко и Геннадий Федорович Титов — первые заместители начальника ПГУ.
Кнопки вспыхивают почти одновременно неярким внутренним светом, в кабинете раздаются усиленные динамиком голоса:
— Добрый день, слушаю!
— Пообедаем? Через три минуты у входа! Дождя нет.
Обеденный ритуал заведен Крючковым: встреча у входа в главное здание, несколько десятков метров до столовой и после обеда десятиминутная прогулка на свежем воздухе.
Здание большим и неровным полукругом замыкает огромную площадь, ограниченную с противоположной стороны бетонным забором. В центре площади искусственный водоем и живописная группа высоких деревьев, затылком к водоему и лицом к кабинету начальника разведки скульптура Ленина — массивная голова на вытянутом вверх постаменте. Устремляются к небу 16 тонких флагштоков, на которых в торжественные дни полощутся флаги Советского Союза и всех 15 республик. Железные тросики под порывами ветра задевают металлические флагштоки, и раздается мелодичный разноголосый звон, словно идет неспешно верблюжий караван. (Азия навеки в моем сердце — я люблю этот звук.) Снизу ряд флагштоков подчеркнут длинной красной полосой, на полосе крупные и четкие буквы: «Имя и дело Ленина будут жить вечно». Площадь, дорожки аккуратно подметены, и лишь асфальт вокруг пруда усеян желтыми листьями.
Вот и мои спутники — невозмутимо спокойный, ладно скроенный и крепко сшитый Вадим Алексеевич и беспокойный, подвижный при всей своей внушительной фигуре Геннадий Федорович. Кирпиченко бурчит что-то неодобрительное по поводу мерзкой погоды. Титов охотно соглашается и скороговоркой развивает тему о том, как нам вообще не повезло с климатом.
Обедаем в «генеральской» столовой — чистые скатерти, картины на стенах и, самое главное, официантки. Руководящему составу — от заместителя начальника отдела и выше — не надо толочься в очереди с подносом в руках. Это явная привилегия, хотя котел общий для всех — и для генералов, и для лейтенантов, обедающих в зале по соседству. Тотальная борьба с привилегиями, захлестнувшая общество, не обошла и нас. Выяснилось, что цены в генеральской и обычной столовых одинаковые, а расходы на кормление первых больше, так как они включают зарплату официанток. Пошел ропот среди вольнонаемных, среди младших офицеров, подключились неистребимые остряки («Как мужик двух генералов и официантку прокормил»… и т. и.). Пришлось поднять для начальства цены на десять процентов, и повод для недовольства был снят.
Разговор, конечно, о делах. Говорит сегодня преимущественно Титов. У него живой, образный язык, богатая мимика. Такой заговорит любого. Геннадий Федорович рассказывает о Втором главке, где он побывал сегодня по деловому вопросу. Крючков уже кому-то дал понять, что думает взять Титова из ПГУ во Второе главное. Геннадию Федоровичу это стало мгновенно известно, и он приглядывается к своему будущему хозяйству. Доверительным быстрым шепотом, будто открывая тайну, Геннадий Федорович говорит нам: «Ну, конечно, подготовка у работников там куда хуже, чем в ПГУ, кругозор не тот. Не тот!» Геннадий Федорович — сложный человек. У него большой оперативный опыт, он умен, упрям, очень последователен, пользуется полным доверием Крючкова, всегда готов помочь товарищу. Но зачем это многословие? Зачем он так живо интересуется делами, которые его не касаются? Особенно кадровыми… И почему он все время трется около Крючкова?
Отобедали, расплатились (укладываюсь в полтора рубля) и неспешным шагом пошли по мокрой дорожке. Обелиск с надписью золотом: «Чекистам-разведчикам, отдавшим жизнь за дело коммунизма». Слева — здание, справа — яблоневый сад, мемориальная доска: «Сад заложен в честь 60-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции». На закладке сада присутствовал председатель КГБ Ю.В. Андропов. Мероприятие было проведено по всем правилам партийного официального протокола: главный гость в окружении руководителей разведки, поодаль охрана из «девятки», еще подальше, с лопатами в руках, перемазанные глиной, разрумянившиеся разведчики, сажающие яблони в заранее подготовленные ямы. Сад плодоносит, яблоки с его деревьев будут есть многие поколения людей, которые забудут и Андропова, и Крючкова, и Великую Октябрьскую социалистическую революцию, а возможно, и разведку.
Геннадий Федорович что-то оживленно рассказывает, размахивает руками. Вадим Алексеевич реагирует односложными невнятными замечаниями, я в такт качаю головой… Аромат прелой листвы изысканнее французских духов, в лужах под ногами отсвет серого неба, «…наших северных скромных небес». Ни слушать, ни говорить не хочется. По осеннему влажному холоду нужны минуты раздумья только про себя. Едва ли это возможно сейчас. Надо идти в лес, и там мелькнет мысль, что точно такие же деревья, точно такой же воздух, точно такое же небо видели мои бесчисленные предшественники — русские неприметные люди, строившие великое государство. Осенью русский воздух можно видеть, не только дышать им — он оседает мельчайшим бисером на черном кружеве березовых ветвей, на шипах колючей проволоки и редкими слезами капает на пожелтевшую благоуханную траву.
Сад остается позади. Каменные ступеньки, искусно выведенное объявление: «Кормить кошек на территории объекта запрещается», под объявлением пяток пугливых полудиких кошек, пластмассовое блюдечко и обглоданные кости.
В кабинете тихо и сумрачно, со стен на начальника разведки смотрят безразличными взглядами Ленин, Дзержинский, Андропов и Горбачев. В этих портретах — траектория исторической жизни государства и Службы.
На столе лежат аккуратные папки с документами. Одна из Управления кадров — аттестации, характеристики и представления к званию полковник. Аттестация каждого офицера должна проводиться раз в четыре года, специальная комиссия дает заключение о пригодности работника к службе и высказывает рекомендации о его использовании. В разведке нет двух одинаковых сотрудников, каждый из них — индивидуальность, но аттестации почему-то похожи одна на другую как две капли воды. Надо или очень отличиться, а это бывает весьма редко, или сильно проштрафиться, что бывает чаще, чтобы аттестация отразила реальную натуру живого человека. Разговоры о необходимости отказа от казенных формулировок, о том, что аттестация или характеристика должна давать полное представление о сильных и слабых сторонах работника, ведутся годами. Почему же все остается по-старому? Кто сопротивляется? Очень просто — все начальники сопротивляются, да и не только начальники, но и все мало-мальски опытные люди. Распишем мы сегодня слабые стороны работника, подчеркнут в кадрах красным карандашом эти строчки, а завтра порядки изменятся и вновь войдут в моду безликие гладкие характеристики, но подчеркнутые строчки будут преследовать человека всю жизнь.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
