«В целях использования штрафных частей в строгом соответствии с Приказом Народного комиссара обороны № 227 и положениями о штрафных частях, приказываю:
…2. В случае значительного некомплекта в штрафных батальонах вводить их в бой поротно, не ожидая прибытия новых штрафников из лиц начсостава с целью прикрытия некомплекта всего батальона».
Формирование нашей роты было уже в стадии готовности вести самостоятельно боевые действия. Обстановка тогда складывалась не лучшим образом. Еще 5 сентября 65-я армия генерала Батова захватила плацдарм на реке Нарев севернее Варшавы в районе Пултуска-Сероцка, и с трудом удерживала его. Однако после 15 сентября немцам удалось потеснить «батовцев» и несколько смять фланги этого плацдарма, который тогда еще устоял. Немецкое командование не прекращало усилий для его ликвидации. Как писал в своей книге «В боях и походах» командарм 65-й генерал Батов Павел Иванович:
«…4 октября последовал огромной силы контрудар. Это было для нас полной неожиданностью. Враг перешел в наступление. Немецкие танки дошли через боевые порядки чуть ли не до самого берега…
Многие батальоны стали отступать. Противник разорвал боевой порядок на стыке и вышел к Нареву… Во второй половине дня 6 октября фашистским танкам удалось вклиниться в нашу оборону. Его атаки продолжались до 10 октября. Нашему плацдарму на Нареве уделяли очень большое внимание и руководство фронта, и представители Ставки во главе с Г.К. Жуковым».
В то время по своему лейтенантскому, еще сравнительно узкому кругозору мы не могли даже приблизительно судить о причинах этой неудачи. Только после войны, изучая воспоминания военачальников и военно-исторические труды, я кое-что для себя прояснил, о чем упомяну ниже. Но видимо, на плацдарме создалась особо угрожающая обстановка, если по словам Павла Ивановича Батова, «командующий фронтом маршал Рокоссовский перенес свой наблюдательный пункт на НП 65-й армии». По приказу комфронта в помощь генералу Батову стали выдвигаться с других участков фронта и из фронтового резерва танковый корпус и несколько стрелковых дивизий.
Видимо, командующий фронтом вспомнил и о «банде Рокоссовского», как наш штрафбат величали немцы, о его напористости и бесстрашии, если нам было приказано 16 октября срочно грузиться в автомобили, чтобы убыть туда же, на плацдарм. И наша усиленная рота с командованием штрафбата, как маленький ручеек, влилась в мощный поток войск, двигавшихся к плацдарму. Мы даже обгоняли армейские машины, часто с девушками-солдатками госпиталей, медсанбатов или даже расчетов зенитно-артиллерийских установок. Не совсем уверен, с чем это связано, но, если попадались такие машины, наши бойцы кричали: «Воздух!», «Рама!», как при воздушной тревоге. Может быть, таким образом они связывали это с последующей в таких случаях командой «Ложись!» или двухфюзеляжная «рама» что-то им напоминала?
Во время одной из коротких остановок в городе Вышкув, захваченном у противника еще в начале сентября, мы увидели указку «Фронтовой санаторий для командного состава». Вот, подумал я, откуда эта фраза о «санаторном лечении» в моей госпитальной справке. Но взводному командиру санаторный отдых даже и не мерещился. Наверное, для него санаторием в лучшем случае оказывался госпиталь.
Вскоре мы достигли Нарева и за понтонным мостом через него остановились в небольшом населенном пункте. Малые села здесь назывались «фольварками», что в узком смысле слова — барская усадьба. Там у небольшого домика нас остановили. Здесь нашего комбата встретил офицер штаба 65-й армии. Вскоре комбат вызвал к себе ротного Матвиенко, а через некоторое время тот вышел и собрал нас, своих командиров взводов, и пояснил предстоящий план действий. Все время я невольно сравнивал действия подполковника Батурина с поступками бывшего нашего комбата полковника Осипова. Сразу пришла мысль о том, что прежний комбат непременно бы сам вышел не только к офицерам, но и к штрафникам, воодушевил бы их своими добрыми напутствиями и пожеланиями.
Наш новый комбат не нашел нужным спуститься со своей высоты не только до штрафников (а вспомните генерала Горбатова!), но и до командного состава, сказать хоть несколько теплых слов людям, которых посылал в бой, зная, что кто-то из них не вернется уже никогда. Он должен был понять значение своего слова старшего начальника, да и просто обязан был найти ободряющие, мобилизующие слова. Может, думал, что штрафникам это не нужно, или еще не догадывался, что на войне убивают? Здесь почему-то даже замполит, с приятными чертами лица майор Казаков, и никто из политсостава батальона не произнес подходящих к этому непростому случаю слов. Майора Оленина, вызвавшегося идти вместе с ротой Матвиенко, Батурин оборвал и приказал без него не принимать таких решений. Казалось, что право говорить комбат безоговорочно присвоил.
Рота, как стало ясно из приказа, доведенного до нас капитаном Матвиенко, должна была выдвинуться на передний край плацдарма и во взаимодействии с полком, не помню его номера, пойти в наступление, чтобы выбить немцев с занятых ими позиций. Затем как можно дальше войти в глубь его обороны, расширив левый фланг плацдарма в направлении города Сероцк.
Три взвода (командиры Булгаков, Давлетов, Карасев) и подразделения усиления — взвод ПТР Смирнова и пулеметный Сергеева — капитан Матвиенко повел для восстановления утраченной части плацдарма. Заместителем командира роты был наш любимец Ванюша Янин. Утром следующего дня рота пошла в атаку без артподготовки, поскольку атака планировалась внезапной. Только уже в ходе атаки роту стала поддерживать авиация. А наступательный порыв был настолько стремителен, что фрицы не смогли предотвратить рукопашную схватку, которую им навязали штрафники.
Это была, по свидетельству ее участников, короткая, но жестокая схватка. Вот что об этом рассказал Ванюша Янин, всегда оказывающийся, как он сам говорил, «на главном направлении». И я постараюсь, может быть, не так эмоционально, как он сам, передать по его рассказу, как это я сам представляю. (Иван Георгиевич Янин больше никогда никому об этом не расскажет, так как через несколько дней погибнет совсем не в рукопашной.)
Когда атакующие уже почти достигли вражеских окопов, Янину удалось первым туда швырнуть гранату. Вслед за ней он влетел в траншею, посылая из своего ППШ направо и налево короткие очереди в серо-зеленые фигуры немцев, стремящихся выбраться из окопа. Рядом с ним еще несколько штрафников работали штыками, винтовочными прикладами и дополнительно заточенными малыми саперными лопатками. Стремительная, горячая схватка выплеснулась из траншеи, бойцы добивали фрицев, кто рядом — штыками, лопатками, кого не достать ими — того выстрелами. Гранат уже не применяли, опасно для самих.
Так в результате этой атаки, вдохновителем которой, как все считали, был наш любимец Ваня Янин, была полностью захвачена первая траншея немцев, и рота без остановки перешла к преследованию отступавших гитлеровцев, которых продолжали «утюжить» наши штурмовики и истребители с бреющего полета. Резерв немцев во второй траншее встретил огнем как своих отступавших солдат, так и наступающих наших. Возбужденные боем и успешной рукопашной при сравнительно небольших своих потерях, бойцы выбили немцев и из второй траншеи. По сигналу ротного остановились, чтобы перевести дух и дозарядить оружие.
