— Но это наш секрет.
— Конечно. Куда вас отвезти, Джилл? — он повернул ключ зажигания.
— На вокзал, — она вздохнула. — Мне надо как можно скорее вернуться в Париж, чтобы она ни о чем не догадалась.
* * *
Лихо прокатив по тисовой аллее, перед террасой остановился новенький темно-синий «бентли». Из машины вышел высокий молодой человек, светловолосый, загорелый, в элегантной спортивной одежде. Повернувшись к террасе, махнул рукой.
— Мама!
Маренн повернулась, наклонилась вперед.
— Клаус! Как машина?
— Замечательно, — он легко взбежал по мраморной лестнице. — Я так благодарен тебе, мама!
— Рандольф уверял меня, что это одна из самых лучших машин. Вполне соответствует своему названию «летящая шпора». Он сам на такой ездит. Только не гоняй сильно. Не бери с него пример.
Клаус сел за столик, налил себе апельсиновый сок.
— Тут тебе несколько раз уже звонила какая-то Анжелика, — насмешливо сообщила Джилл, поправляя широкополую белую шляпу, украшенную лентами в горох.
— Анжелика? — он удивился, щелкнув зажигалкой, закурил сигарету. — Не помню.
— Мама, ты понимаешь? — Джилл рассмеялась. — С такой машиной Анжелики просто гроздьями будут падать.
— Ну, это, наверное, та, с пляжа, я там нырял с аквалангом, а она загорала. Я обещал прокатить ее до Марселя. Ты разрешишь, мама? — он смущенно взглянул на Маренн.
— Твоя машина, что хочешь, то и делай, — Маренн пожала плечами и поправила бретель узкого черного платья — фирменного, от Шанель, — с глубоким декольте, подчеркивавшим ее красивую, высокую грудь и тонкую не по годам талию. — Но насчет Анжелик, Клаус, — она понизила голос, внимательно посмотрев на него, — я надеюсь, ты помнишь, главное — это учеба. Надо закончить университет.
— Конечно, мама, — он встал, наклонившись, чмокнул ее в щеку. — Я сейчас, только переоденусь.
Он быстро прошел в комнаты.
— Надо же, как он похож на Вальтера! — заметила Джилл, проводив его взглядом. — Я все время удивляюсь.
— Не просто похож — одно лицо, — вздохнула Маренн. — Я думаю, Вальтер был бы доволен.
— Он доволен, он же все видит, я верю в это, — Джилл кивнула. — Но «бентли» он бы не одобрил. Это слишком — такие подарки на день рождения. Вроде той обезьяны, которую ты купила ему в Берлине. Та была игрушкой для малыша, а «бентли» — игрушка для великовозрастного баловня.
Маренн улыбнулась. Ветер сменил направление. Темно-каштановее локоны, выбившиеся из прически, упали на грудь, она снова отбросила их назад.
— Он был несчастен в детстве, — сказала она, помолчав мгновение. — Надо дать ему хоть немного счастья, чтобы он обрел уверенность в себе. Для мужчины это очень важно.
— Ты психолог…
— Это моя профессия. Ты забыла? Одна из профессий.
— И за все годы фрау Ильзе ни разу не поинтересовалась, как живет Клаус, — Джилл качнула головой, глядя на море.
— А зачем? — Маренн пожала плечами. — Его же надо растить, тратить на него деньги, а ей хочется все тратить на себя. Правда, теперь она решила изобразить из себя заботливую мамочку…
— Неужели? — Джилл повернулась к ней. — Каким образом?
— Она написала мне письмо в прошлом году. Сын-то вырос, скоро начнет сам зарабатывать, он уже зарабатывает, хотя еще учится в университете. Вот и новый источник дохода, до самой смерти не надо волноваться, если как следует нажать ему на совесть, как она всегда нажимала Вальтеру. Она это умеет.
— И что, она устроила свою жизнь?
— Нет, жаловалась, все так же ей не везет, выходила замуж еще два раза, но денег нет. Спрашивала, как Клаус, не хочет ли с ней увидеться. Я отдала Клаусу ее письмо, дала ее адрес, сказала, пусть ответит, что считает нужным. И больше не спрашивала его. Не знаю, что он там ей ответил. Но она меня больше не беспокоила.
— Я ей написал, — Клаус снова подошел к столу, в темно-синей рубашке для гольфа и светлых брюках, еще налил себе сок, — что у меня только одна мама — это ты. Я так считал еще в Берлине, когда был жив папа, только боялся сказать. И пусть она больше ко мне не обращается.
— Но, Клаус, — Маренн с упреком покачала головой. — Жизнь — трудная штука, надо быть снисходительным.
— Я ничего не имею против нее. В том, что касается меня, мне она сделала только лучше, что отдала тебе, а не оставила при себе мучиться со всеми ее мужьями. Но я никогда не прощу ей, что это из-за нее папа умер так рано. Если бы на ее месте была ты, как бы тяжело он ни болел, он прожил бы еще лет десять, не меньше. А она только упрекала его, рыдала и ничего не делала, чтобы помочь, только сокращала его жизнь. Это она виновата.
— Тут трудно спорить, — согласилась Джилл. — Что верно, то верно.
— Мама, я поехал, — Клаус поцеловал Маренн в макушку. — Джилл, садись, прокачу вокруг замка. А то давай с нами в Марсель.
— Нет уж, — Джилл отмахнулась. — Ты пока на Анжеликах потренируйся. Научишься хорошо водить, тогда мы с мамой сядем. А так как-то рискованно.
Он засмеялся.
— Айстофель, за мной! — крикнул молодую резвую овчарку, дремавшую в тени, которую назвал в честь той, что давно умерла. Собака прыгнула в машину.
— Я так понимаю, ты приедешь поздно? — сказала вслед ему Маренн. — Я скажу, чтобы Женевьева оставила тебе ужин.
— Спасибо, мама!
Машина сорвалась с места, они уехали.
— Сколько этих чижиков, разных зверушек он носил в дом, — улыбнулась Джилл, глядя вслед. — Даже африканскую гадюку. Господи, я до сих пор вспоминаю с содроганием. И ты все ему разрешала. Однажды он заползла ко мне в постель, я большего ужаса никогда не испытывала.
— Я помню.
— А Женевьева вообще боялась ложиться спать. Хорошо, что он все-таки охладел к этой твари, и ее отдали в террариум. Я тоже люблю животных, но это было слишком. Очень мерзкая.
— Зато он рос счастливым, и если вспоминал отца, то, во всяком случае, больше не плакал. И видишь, он вполне счастлив сейчас. Натали не звонила из Парижа? — спросила Маренн, повернувшись к Джилл.
— Нет, пока, — ответила та. — Она сегодня первый раз ассистирует профессору Кабролю в университете. Мне звонил Пауль. Он сказал, что они с Алексом постарались ее подготовить, как следует. Она страшно волновалась. Всю ночь не спала.
— Я уверена, у нее все хорошо получится, — Маренн кивнула. — Пауль приедет к нам? — она внимательно посмотрела на Джилл.
— Да, он обещал. Они приедут вместе с Натали, когда все закончится. Я попросила, чтобы он не оставлял ее одну, может быть, какой-то совет или просто само осознание, что не одна, ее поддержит. Хотя с ней столько занимались, — Джилл вздохнула. — И ты, и Алекс. Тупица бы научилась все делать, а Натали очень способная. Я вообще не представляю, как она может все это делать. Я бы не смогла ни за что.
