Было утро. Обычное утро обычного дня. Тисс на охоте, дел по горло. Она проснулась, умылась, вышла на крыльцо. Оглядела двор. И увидела его.
Это был Керк.
Он тихо крался вдоль забора и всеми повадками напоминал зверя. Он показался Таисье странным, впрочем, он всем казался странным с тех самых пор, как погибла его семья… Было что-то угрожающее в том, как горбилась его спина, как развевались на ветру длинные волосы, как хищно принюхивался к чему-то большой, облезший от жаркого солнца нос.
Он не заметил Таисью, она же поспешила юркнуть обратно в дом. Задвинула щеколду. Прильнула к окну. Увидела, как, перемахнув через низенький заборчик, Керк направился к ее сараюшке, в которой похрюкивала некормленая свинья… В руке охотника блеснул нож. «Ах ты гадина! Вон что удумал!» — мелькнуло в голове женщины, и она, забыв о страхе, не помня себя от злости, выскочила во двор:
— Эй!
Керк, который был уже в двух шагах от сараюхи, обернулся на звук ее голоса, невидящими глазами уставился на хозяйку двора.
— Совсем спятил, да?
Он не сказал ни слова. Лишь снова повел носом, будто лесной зверь, тряхнул лохматой головой. Усмехнулся:
— А… соседка!
Шагнул к ней.
Она испуганно отступила:
— Не подходи!
— Это почему же? — хрипло сказал он.
— Зачем заявился-то?
— Свинья, говорят, у тебя опоросилась.
— Ну? Что с того? Моя свинья — не твоя.
— Верно, соседка! — Керк ухмыльнулся. Вдруг странно взмахнул руками, при этом ноги его подогнулись, он упал на колени, потом и вовсе встал на четвереньки… Шумно втянул носом воздух. — Пахнет от тебя хорошо, — неожиданно сказал он, даже не думая подниматься, и по-звериному на четвереньках заковылял к женщине…
— Пахнет?! — Таисья, опешив, замерла, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой…
— А что? — Голос Керка завораживал женщину. — Не в лес же мне за этим идти, а?
«Зачем же в лес? Вон их сколько», — подумала Таисья, глядя на тех, кто стоял сейчас возле отбрасывающего последние всполохи искр костра…
Тогда она не знала ничего.
Она дрожала от омерзения и в то же время подпустила его. Позволила ему обнюхать ее голые коленки. Позволила потереться небритой щекой о бедро (это было приятно и омерзительно одновременно), позволила его губам коснуться загорелой кожи, его языку скользнуть от бедра выше — при этом колючий подбородок приятно щекотал ногу, а похожий на птичий клюв нос охотника нагло задирал подол платья…
«Что же я делаю?» — с ужасом думала Таисья.
— Керк, не надо… Хочешь… Хочешь, я подарю тебе…
— Чего? — Он на мгновение отстранился.
— Ну, поросенка… Ты же за этим пришел, да?
— Потом. — Его небритый подбородок снова ткнулся ей в ногу.
— Не надо. — Она попыталась отстраниться, однако левая рука охотника жадно обвилась вокруг лодыжки женщины, с силой потянула на себя… Таисья едва удержалась на ногах.
— Отстань, дурак! Закричу!
— Не закричишь, — хрипло выдохнул охотник. — Это я! Я! Понимаешь, я вернулся вовсе не утром… Я вернулся ночью…
— Не понимаю…
— Ну, домой… А она порезалась…
— Кто?
— Жена.
— Ну и что?
— Дура! — Керк с силой рванул ее ногу, и Таисья, потеряв равновесие, полетела в траву. Больно ударилась лопаткой о камень. Уже открыла рот, чтобы закричать на весь Поселок, но шершавая ладонь охотника больно стиснула ее губы. Тяжелое тело вдавило Таисью в землю…
— Молчи, дура! Убью!
— Ы… ы… — Она все еще силилась закричать, мотала головой, не обращая внимания на боль, которую причиняли его сильные пальцы.
— Пахнет, — вдруг сказал он, — совсем не так…
На мгновение хватка рук охотника ослабла. Таисья рывком освободила рот, но, вместо того чтобы закричать, вдруг спросила:
— Ты?.. Ты убил их?
Он вздрогнул всем телом, она почувствовала, как острый локоть впился ей в ребро.
— Я… не знаю. Не помню. — Голова Керка склонилась к лицу Таисьи. Его влажные губы едва не касались ее губ. В глазах охотника плескалось безумие. Они были темными и мутными. Как болотная вода. — Не кричи, — почти жалобно попросил он, брызнув ей в лицо горячей слюной.
Она невольно прикрыла глаза. И тут же открыла их. С закрытыми было куда страшней…
— Ты… ты убил? — повторила она.
— Я не помню. Но я был там. Ночью. Понимаешь, ночью. Я знаю. Мой лук. Он лежал. На полу. Я видел. Уже утром. После… Через окно…
— Не надо. Молчи.
— Я видел их…
— Это был зверь. Или оно. Те, кто видел… Ты же сам говорил… Все говорили. Дверь была заперта.
— Да, — он снова брызнул слюной, — да, но это она. Моя жена. Я никогда не запирал двери.
— Значит, тебя там не было, Керк.
— Я нашел лаз. В сенцах.
— Когда?
— Когда пытался войти.
— Утром.
— Да! Да! Да!
— Тогда при чем тут ты? — испуганно сказала Таисья. И тут же добавила: — Мне тяжело, Керк, отпусти.
Она вовсе не ожидала, что он отпустит ее. Странно, однако в это самое мгновение, когда язык ее говорил одно, в мыслях было совсем другое: «Я не понимаю… почему. Но мне хорошо. С тобой. Страшно и… хорошо…»
К ее удивлению, Керк послушался. Скатился с нее. Повалился в пыльную траву. Обхватил голову руками.
— Я помню. Она порезалась. Понимаешь. Я помню, — повторял он с каким-то злым упрямством. Будто сам себе хотел доказать, что все было не так, что он сам придумал этот дурацкий порез, что он и в самом деле пришел только утром. Попытался войти… Дверь была заперта…
— Она чистила рыбу, — бормотал Керк, — купила. У какого-то рыболова. С острыми плавниками. Понимаешь? Не ножом. Плавником. Я помню. Когда вошел. Она обматывала палец тряпкой…
— Погоди. Никто не видел никакой тряпки. И потом при чем тут это? Они же все были разорваны в клочья. Там был не человек.
— Вот. — Керк вдруг с усилием оторвал руки от головы, суетливо полез за пазуху холщовой рубахи. — Вот, посмотри. — Губы его задрожали. — Держи. — Он вынул какую-то грязную тряпку. — Вот.
Она протянула руку.
— Вот, — повторил Керк, и тряпка легла в ее ладонь.
Она сжала пальцы в кулак.
— Просто тряпка, — сказала она, глядя в его раскрытые от ужаса глаза.
— На ней кровь.
— Ну и что? — пожала плечами Таисья. Страх прошел. Керк был жалок и смешон. Керк просто сошел с ума. — Ну и что? — усмехнулась она.
