Но почему? Почему Богиня передоверила власть над Ее воинами кровожадному юнцу, каким был Ннанджи? И не только над воинами, над самим Миром! Конечно, пока он не знал ответа.
Постепенно в комнате совета стали раздаваться новые приказы. Жрецов поблагодарили и отпустили. Ннанджи подарил Уолли свой старый меч взамен Чиоксина. Потом с откровенным удовольствием составил объявление для герольдов и послал их оповестить других воинов о смене власти. Он распустил менестрелей, строго наказав им не поминать ни слова о разногласиях между двумя лордами-сеньорами. Цензура прессы — тираны всегда так делают, отметил Уолли.
Остались только воины и колдун. Хотя в комнате совета было много стульев и кресел, все стояли. В воздухе висел запах вина, дыма и человеческих тел; шелковый ковер сбился, но никто не удосужился его поправить. Ннанджи без устали ходил по комнате, постоянно косясь на Уолли в ожидании поддерживающего взгляда. Как только он поворачивался спиной, Уолли видел сапфир седьмого меча, горящий на фоне рыжих волос, и ему хотелось плакать.
Теперь Ннанджи раздавал приказы Седьмым. У него это хорошо получалось.
Он начал с седоволосого Зоарийи:
— Снаружи находится Досточтимый Милинони. Он знает, как опознать шпионов, которых мы выследили. Я хочу, чтобы их арестовали!
Ротанкси нахмурился:
— Ты прекратил перемирие. Лорд Ннанджи?
— Ага! Значит, ты признаешь, что это колдуны, милорд? Если так, они носили неправильные метки и одежду! Впрочем, я не это имел в виду. Лорд вассал, ты поговоришь с ними, когда будешь брать. Припугни их слегка! Заставь постучать зубами! Потом объяви им о перемирии и возвращении Лорда Ротанкси и отпусти!
Зоарийи озадаченно посмотрел на него, потом стукнул кулаком по сердцу в знак понимания и пошел к двери. Ннанджи тайком бросил взгляд на Уолли. Тот одобрительно кивнул и улыбнулся. Шпионы, конечно, пошлют голубей с рапортами. Сен будет предупрежден, Вул — тоже. Но здесь есть и скрытый смысл: я знаю ваши средства связи и воспользуюсь ими. Умно! Ннанджи сделал это, заглядывая в будущее.
Потом он поманил в себе дико счастливую Тану и обнял ее, когда она подошла.
— Лорд Ротанкси. Сколько в вашем совете женщин? — спросил он.
Колдун непонимающе моргнул. Он почувствовал, что этот наглый воин действует ему на нервы.
— Две, Лорд Ннанджи.
— Тогда, если ты не против второго заложника, моя жена будет меня сопровождать.
Сенсация! Ротанкси застыл в изумлении. Воины охнули, и некоторые взглянули на Уолли — не остановит ли он это безобразие.
Но Уолли не остановил. Он понял — и снова это произвело на него впечатление. Интересно, чья это была идея. Возможно, Таны, но может быть, Томияно или даже самого Ннанджи. Тана сможет вовремя остановить самоубийственный язык Ннанджи. Она сможет очаровать если не двух женщин, то уж одиннадцать мужчин наверное. Совет перепуганных стариков не увидит перед собой мальчика-чудовище. Они увидят сказочных принца и принцессу. Ннанджи и Тана были воплощением идеала юношеской любви — красивый юноша и прекрасная девушка. И старым колдунам потребуется много душевных сил, чтобы отправить их к палачу. Взять Тану с собой было, конечно, бравадой, но и тонким дипломатическим ходом. Ученик действительно может превзойти своего учителя!
Другие Седьмые не поняли этого и неодобрительно смотрели на него. Но следующее нововведение Ннанджи потрясло их еще больше.
— Лорд Линумино. Забери из темниц восемь пленников, отведи на пристань и отправь домой — на таких же кораблях, как мой, если можно.
Боарийи повернулся, красный от злости:
— Ты их отпускаешь, мой сеньор?
Ннанджи холодно взглянул на него:
— Твои возражения?
И, конечно, вассал не смог возразить, хотя для того, чтобы захватить этих людей, он рисковал жизнью и даже потерял человека. Возвращение контрзаложников — гениальный жест, очень умная тактика выведения противника из равновесия и также еще большая бравада. У Уолли были некоторые сомнения по этому поводу, но он по-прежнему молча стоял, крепче прижав к себе Джию.
Не обращая внимания на реакцию, Ннанджи приказал Линумино вызвать для Ротанкси паланкин и отсалютовал мечом, когда они попрощались. Потом обвел компанию взглядом человека, донельзя довольного собой.
— Лорд Боарийи. Два ближайших вниз по течению города — Ки Сан и Дри. У тебя двадцать дней до моего возвращения. Возьми необходимые силы. Пойди и проверь гарнизоны. Накажи виновных и поставь на места хороших людей.
— Да, милорд. — Хмурая гримаса высокого воина сменилась широкой улыбкой. Это уже походило на благородное занятие — не то что ползать в ночи с дубинками. Свободные мечи всегда не прочь были показать свое превосходство над городскими гарнизонами.
— Приведи гарнизон к присяге сбору и проинформируй короля Ки Сана и старейшин Дри, что о любых проступках воинов они должны теперь сообщать в Каср мне или Лорду Шонсу.
Боарийи кивнул, откровенно одобряя.
— Я знаю, — продолжал Ннанджи, оскалившись, — что рив Ки Сана, Досточтимый Фарандако, — вор. Он украл мою рабыню. Лиши его должности! Конфискуй его имущество в пользу сбора. Приведи его сюда в цепях. Я сам разберусь с ним.
Ни процедуры обвинения? Ни суда? Конечно, Ннанджи даст человеку меч и бросит формальный вызов, но это будет, скорее, казнь.
— Воины, которые откажутся присягать, милорд?.. — спросил Боарийи.
Ннанджи пожал плечами:
— Дай им выбор — голова или пальцы. Но не оставляй ни одного дееспособного воина без присяги!
Боарийи салютовал — кулак на сердце. Ннанджи повернулся, но тут Тана подошла ближе и что-то прошептала ему на ухо. Тот улыбнулся ей и повернулся с сияющими глазами к Уолли:
— Сколько тратит Каср на сбор, брат?
После тяжелого раздумья Уолли наконец сказал, что около пяти тысяч золотых, включая портовую плату.
Ннанджи кивнул и обернулся к Боарийи:
— Дри и Ки Сан оба больше и богаче Касра, но для начала возьмем с них тоже по пять тысяч золотых, потом — больше.
Он победно улыбнулся Уолли — воины будут есть.
Боарийи оказался сообразительнее, чем казался.
— А если они откажутся платить, мой сеньор?
Ннанджи поджал губы, а потом сказал:
— Ты должен выполнить приказ любым путем, вассал.
Застыв от ужаса, Уолли только и смог пробормотать:
— Ннанджи!
Во все времена, возможно, во всех мирах тираны находят такой выход из трудных положений. Боарийи ведено было стать неистовым, не знающим пощады, но если его обвинят в жестокости, Ннанджи от него откажется, сказав, что такого приказа не отдавал. Это был классический пример перекладывания ответственности, необходимый атрибут деспотии. Уолли почти уже чувствовал дым горящих домов.
