— В Тауэре? Уж лучше я умру.
Мужчина ухмыльнулся, показав белые зубы. Его сложение и уверенная манера обращения с оружием напомнили Оуэну мастифов Мейплторпа.
— Ну тогда присоединяйся к своему другу, однорукому испанцу. Впрочем, он умер медленно. Нам нужен только один из вас, и нас вполне устроит жена, если мы не сумеем заполучить мужа.
При упоминании Фернандеса Марту разом оставили силы. Оуэн сразу это понял, хотя не мог видеть. Прежде чем чернобородый успел обернуться к ней, Оуэн бросил нож. Шум водопада заглушил звук удара клинка о пол пещеры. Оуэн поднял обе руки ладонями вверх.
— Отпустите ее, и я пойду с вами.
Мужчина начал приближаться к Оуэну, приподняв черные брови.
— Мы заберем вас обоих, раз уж ты сделал нам такое предложение. Так у нас появится возможность сравнить ваши ответы.
Нож был теперь совершенно бесполезен. Оуэн отшвырнул его ногой, он заскользил по влажному полу пещеру и с тихим плеском упал в реку, что на мгновение отвлекло внимание чернобородого — этого времени хватило, чтобы Оуэн успел наклониться и поднять камень величиной с кулак.
Он не был фехтовальщиком, но тридцать лет играл в Новой Испании с детьми в «поймай и брось». В Англии такая игра была бы для детей отличным развлечением. А в Заме помогала учиться охоте. У Оуэна оказались неплохие способности. Из-за спины чернобородого вновь послышался шум. Оуэн решил, что Марта опять начала сопротивляться.
— Значит, Фернандес посоветовал вам прийти сюда? — спросил Оуэн.
Чернобородый ухмыльнулся.
— Он ответил на все наши вопросы.
Оуэн не хотел ему верить, но Барнабас Тайт рассказывал им о том, что Уолсингем способен разговорить любого.
— Когда он умер? — спросил Оуэн.
Чернобородый принялся считать на пальцах.
— В феврале, — ответил он. — Ближе к концу месяца.
Он опасался зажатого в руке Оуэна камня и принялся двигаться по кругу, оттесняя своего противника от света свечи в более темную часть пещеры, где пол был не таким ровным. Он держал меч перед собой, клинок тускло блестел, освещая его даже после того, как они отошли от входа в пещеру.
Оуэн отступил в сторону и нырнул за выступ скалы. Правой рукой он нащупал стену позади себя, скользнул влево и понял, что и здесь выхода нет. Он был в ловушке.
— Выходи, доктор! — прокричал чернобородый. — Не заставляй меня калечить тебя, ведь ты можешь отправиться в Лондон в целости и невредимости.
Оуэн ощутил под ногами мелкую гальку. Он сгреб побольше камней и швырнул их в лицо противнику. Нацеленный ему в грудь меч немного опустился. Тогда он изо всех сил запустил зажатый в руке камень.
Но попасть в цель ему не удалось.
Чернобородый увернулся, ожидая, что в него снова полетит галька; пламя свечей качнулось от потока воздуха и создало обманчивый эффект, в результате чего Оуэн прицелился в то место, где противник стоял секунду назад. Камень врезался в плечо чернобородого, рассек плоть и переломил кость, но не задел голову.
Некоторых людей ранение заставляет отступить, некоторых приводит в особенную ярость. Чернобородый принадлежал к последним. Он выставил перед собой меч наподобие пики и ринулся на Оуэна, заглушая своим ревом шум водопада.
Словно во сне Оуэн смотрел, как приближается к нему смерть. Потом он услышал, как Марта выкрикнула его имя, тут же раздался вопль мужчины, а в следующий миг чернобородый оказался совсем рядом, холодная сталь пронзила рубашку, кожу, плоть, легкое, и, задолго до того, как пришла мучительная боль, Оуэн ощутил, как брызнула его горячая кровь.
Тело Оуэна ударилось о стену. Он почувствовал, как ломается рука в левом локте, и в своем новом состоянии, словно бы сверху, даже сумел сосчитать число осколков и сразу же понял, что рука не заживет никогда. Его колени подогнулись, он начал сползать вниз по стене и с удивлением обнаружил, что чернобородый падает на землю рядом с ним.
И тогда он понял, что действительно умирает, поскольку увидел стоящего перед ним Фернандеса де Агилара с зажатым в руке окровавленным мечом и лицом, искаженным от гнева.
Его вдруг посетило далекое воспоминание. С мрачным юмором Оуэн произнес:
— Не горюй из-за меня, друг мой. Смерть не такая плохая вещь, если ей предшествует радость. — Он попытался поднять руку, но у него не получилось. — Твое присутствие дает мне огромную радость. Я не предполагал, что смерть окажется такой милосердной и сведет нас вместе.
— Седрик…
Де Агилар плакал, не скрывая слез, чего Оуэн никогда не видел в жизни. Он сумел поднять руку и коснулся его кожи, которая оказалась на удивление теплой для мертвеца. Между тем де Агилар продолжал:
— Я спешил изо всех сил. Четыре месяца я следовал за Джеком Демпси и его братом, а они пытались добраться до меня — мы играли в кошки-мышки по всей Англии. Я не мог оставить вам знак, потому что он привел бы их к вам. Я потерял их перед тем, как они вошли в пещеру. Только зов голубого камня помог мне найти тебя. Прости, прости меня!
Мир начал раскачиваться. Прямые линии превратились в кривые, воздух стал плотным, точно вода. Оуэн нахмурился. Значение произнесенных слов никак до него не доходило. Он уцепился за них, как за проплывающую мимо рыбу.
— Фернандес? Ты… жив?
— Да, жив и даже не ранен, хотя дал клятву тебя защищать.
— Я должен был проверить… могу ли сражаться… хотя бы один раз. — Оуэн попытался улыбнуться, но тут же улыбка исчезла, когда он увидел, какое действие она производит на Фернандеса. Ему удалось поймать еще одну проплывающую мимо рыбу. — Марта?
— Она ранена, но не слишком серьезно. Я сумею ее вылечить. А вот тебя я вылечить не в силах, друг мой. Мне так жаль. Ты не должен был умереть теперь, когда тебе удалось выполнить задачу всей жизни.
Появилась большая рыба, она чего-то ждала.
— Я не… закончил. Нужно… дописать… дневники. Оставить указания тем… кто придет потом.
— Я закончу дневники, клянусь. Марта поможет. Мы доведем до конца все, что планировали ты, я и Барнабас. Колледж получит наследство, а мир увидит дневники и поймет их смысл, но только не сейчас, пока жив Уолсингем. Все это будет сделано.
— Благодарю тебя.
Оуэн уже не чувствовал пальцев.
Его голова ударилась о каменную стену, но боли не было. Оуэн ощущал, что голубой живой камень ждет его, задержавшись на линии, разделяющей жизнь и смерть, ждет, чтобы перевести на другую сторону. И его душа метнулась вперед, как лосось в стремнине.
На несколько мгновений к нему вернулось сознание. Он вновь схватил Фернандеса за руку. Только теперь там оказалось две руки. Оуэн нахмурился и увидел, что вторая рука принадлежит Марте. На ее лице появились темнеющие синяки, платье было запачкано кровью. Он хотел сказать, как ее следует лечить, но не сумел. И тогда из последних сил он проговорил:
