– фигуру целиком, с мечом в правой руке и сферой Сирмы в левой. Несмотря на общую чрезмерность изваяния, каменное лицо выглядело благородным. Застывшие каменные глаза, казалось, рассматривали стаю морских птиц, налетевших с залива.
Ксанте Ке-орн вернулся к подножию монумента и сел на каменную скамью. Таймер браслета показывал без семи минут полдень.
* * *
Более полусуток назад
– Выходи, – сказал охранник, и силовое поле исчезло.
Мио молча встал и прошел серыми коридорами, и шел так до тех пор, пока под стрельчатой аркой не замерцал солнечный свет. Уже близ выхода машинально взял те немногие вещи, которыми он обладал, и которые Империя пожелала ему вернуть – ремень с пустой кобурой от бластера, планшет с автоматически записанным в память текстом оправдательного приговора, фонарик и потертый браслет земного образца.
Стоял теплый вечер. Мио брел сначала наугад, а потом знакомыми переходами, пока не добрался до окраины Сирмы, где дома были пониже и ощущалась близость равнины. Ветер здесь нес запах травы, а не металла, и шпили башен больше не закрывали горизонт. Дом, наполовину окруженный даже не каналом, а забетонированной канавкой, он заметил издали. Незнакомая женщина остановилась в дверном проеме, разглядывай бурый от заката горизонт.
– Доброго вечера, – вежливо сказал Мио, которого уже охватили нехорошие предчувствия.
Женщина обернулась. У нее оказалось резко очерченное лицо с выцветшими остатками татуировки на лбу. Незнакомка носила комбинезон и грубые сапоги на шнуровке. «Возможно, старшая дочь из шахтерского клана, высматривает в небе челнок».
– Здравствуй-здравствуй, парень, – сухо ответила она.
– Возможно, я заблудился, госпожа, – вежливо продолжил Мио, – никак не могу найти один дом...
– Скорее всего, дом ты нашел тот самый, просто клан Ли-мана в нем больше не живет.
– Почему?
– Не хочу об этом распространяться, какое-то преступление родственника, должно быть. В общем, им запретили оставаться на Сирме и выгнали в колонии. Думаю, тебе лучше уйти и поискать себе других друзей.
«Великий Космос! Я был так наивен... – думал совершенно подавленный Мио, не глядя под ноги и шагая наугад. – Все мои родственники – мама, отец, бабушка братья и сестры... Сой-карн не пощадил никого и всех отдали ксеносам». С трудом приобретенное душевное равновесие уходило, будто зажатый в горсти песок. Закат превратился в полосу вдоль горизонта, окрашенную в цвет крови. «Космос, помоги! Я не могу сдержаться... Я сейчас сойду с ума». Щеки сделались влажными, зрение помутилось, Мио все еще брел наугад, запинаясь и шарахаясь от встречных. Полностью очнулся он лишь через полчаса, когда обнаружил, что сидит за незнакомой распивочной, облокотившись о стол и прижав к мокрому лицу ладони. Вокруг гудели чужие голоса, во рту до сих пор оставался вкус напитка, полупустой стакан стоял на столе. «Мне нечем будет платить», – понял он, и загоревшиеся от смущения щеки мгновенно высохли.
Огни Сирмы сверкали в вечернем небе по другую сторону огромного окна. Обычные прохожие и взявшиеся за руки пары брели по темнеющим улицам.
– Доброго веера, приятель, – раздался на этот рез легко узнаваемый голос, и Мио вздрогнул.
Алек Эр-сай подошел и присел через стол напротив.
– Рад, что тебя выпустили так быстро. Мы доказали свою правоту.
– Да, – машинально отозвался Мио, понимая, что в замешательстве растерял слова.
– Я заплачу за всю нашу выпивку на двоих, – словно бы по наитию предложил Эр-сай, обернулся и и жестом подозвал слугу. Сублейтенант еще что-то говорил, вероятно, рассказывал о событиях на Солито. Время шло, и Мио потерял нить беседы.
– Ты уже видел родных? – продолжил сублейтенант Эр-сай, снова облокотившись о стол. – Мне кажется, они должны оценить твои качества.
– Да, –солгал Мио, старательно глядя в сторону. – Мы воссоединились так, будто никогда и не расставались.
Алек в ответ доброжелательно, но рассеянно улыбнулся.
– Знаешь… Тебе стоит поговорить с Ке-орном. Я прямо сейчас иду на к нему на виллу. Если хочешь, мы могли бы явиться вместе, а то тебя не пропустит охрана...
– Только не сейчас, пожалуйста. Давайте, завтра. Мне нужно побыть в одиночестве.
– В таком случае, пока. Встретимся в другой раз.
Эр-сай, кажется, слегка обиделся, и Мио проводил его грустным взглядом. «Я не мог сказать сублейтенанту правду. Его мертвый брат был причастен у делам Сой-карна. Лучше мой обман, чем то, что Эр-сай посчитает упреками».
… Вскоре Мио выбрался из бара и отправился в сторону залива пешком, не имея определенной цели. Огромные башни и статуи города почти скрыла ночь. Он брел, представляя себе родные лица – тех, кого пытался забыть, но так и не смог. Скорбное отчаяние сменилось гневом, этот бессильный гнев жег как огонь.
«Великий Космос! Я хочу убить Сой-карна, но не могу – до него не добраться. И подавить чувства не могу -- я же сирмиец». Он бродил по улицам около часа, в конце концов достиг побережья, в темноте почти на ощупь спустился к воде и лег прямо на песок, рассматривая небо.
Гнев понемногу растаял, сменился сначала апатией, а потом тихой грустью. «Месяцы на базе и в космосе, сколько жертв, сколько страданий, сколько крови... А потом дни на Сирме, когда я ждал суда...» Млечный путь раскинулся в небе и горел очень ярко, ярче, чем ночные огни столицы. Пытаясь подавить остатки боли, Мио опустил воспаленные веки. «И все-таки, не смотря ни на что, полет на «Фениксо» – лучшее время своей жизни... Которое теперь закончилось навсегда».
… Очнулся Мио близ полудня следующего дня, к тому же от резкого толчка. Незнакомая старуха ткнула его тростью и прошамкала невнятные упреки.
– Простите, госпожа, – пробормотал Мио, поспешно вставая и пытаясь счистить влажной одежды песок.
Голова слегка ныла, во рту пересохло, старуха еще раз взмахнула тростью, ткнула в сторону крутого обрыва, словно указывая на кого-то, а потом неловко побрела прочь, придерживая подол длинного платья. На лестнице, устроенной на крутом склоне, стоял Эс-маро, и душа Мио дрогнула от предчувствия.
– Здравствуй, – сказал агент Конды
