был друг, о котором мы раньше не знали. Он взялся неведомо откуда…
Из большой юрты донеслись звуки кобыза.
– Опять… – пробормотала Алтын-ханум.
Она не умела переводить язык струн и смычка на человеческий, но ее душа слышала душу сына и понимала: кобыз поет об утрате.
– Ему так надо! – одернула ее Ази-ханум. – А князь Урак бин Джан-Арслан?
– Поехал со своими людьми к себе на двор, а мне велел идти сюда. Ханум, все живы, все целы!
– Но что-то получилось не так, как задумано, – сказал догадливый Кадыр-Али-бек.
– Да.
Бебеня рассказал, как пришлось на ходу менять замысел.
– Но ведь Ораз спас того толмача? – спросил старик.
– Спас, конечно. Он с женой и детьми в безопасном месте.
– Иначе и быть не могло. Так в чем же дело?
– Тот человек… Друг… Мы не знаем, кто это. Тело спрятали в лесу. А воевода твердит одно: он своей жизнью выкупил жизнь брата.
– Так оно и было. Того человека нужно похоронить.
– Нужно, бек…
– Да сжалится над ним Аллах, – пробормотала Ази-ханум.
– Теперь рассказывай о себе, – велел Кадыр-Али-бек. – Зачем пришел?
– Бек, я хочу понять, кто я такой.
Сказано было уныло, даже скорбно, однако Кадыр-Али-бек расхохотался.
– О таких делах не рассуждают с пустым животом, – заметила мудрая Ази-ханум. – Алтын, келин, сходи, поторопи бездельниц. Пусть несут угощение сюда.
Наготове был курт, обычный и красный, наготове был жент с изюмом. Но Ази-ханум знала, что мужчинам нужна мужская еда, и потребовала блюдо, на котором лежали бы нарезанные ломтями жал-жая, казы-карта, только, разумеется, без конского ребра. Это – для начала; накануне на дворе Ораз-Мухаммада резали барашка, и печень, сердце, почки и легкие лежали на льду, чтобы сразу, как приедут мужчины, пустить их на кауырдак. Казы-карта запасли еще с осени, а курдючным салом, без которого мясо не готовят, поделился князь Урусов – ему присылала родня курдюки крупных степных овец, большие, весом пуда в полтора. Но Ораз-Мухаммад, судя во всему, пока не желал горячей пищи.
Кадыр-Али-бек был человек веселый – странное Бебенино состояние промеж двух вер его сперва насмешило, как и внезапное желание жениться на красивой татарочке. Потом он задумался.
– Негоже человеку без веры жить, – сказал старый мудрец. – Я мог бы приказать тебе обратиться к Аллаху и произнести нужные слова, которых, кстати, немного, но у тебя голова все еще полна христианских молитв и правил. Я мог бы послать тебя в церковь, чтобы ты там наконец покрестился, имя христианское получил, но ты успел отойти от церкви и повернуться лицом к исламу. Был бы у нашего воеводы на дворе свой баксы – он бы по птичьему полету или иным приметам определил твое будущее. Но все баксы остались далеко, в степи…
– Так ты уж реши сам как-нибудь, – попросил Бебеня. – Как решишь, так я и сделаю.
– А мне потом за тебя перед Аллахом ответ держать? И без того я грехов накопил, а скоро за мной ангел Азраил прилетит… Успеть бы только завершить мой труд о казахах!..
Кадыр-Али-бек задумался.
– Вот что, Бебеня! Доверим это дело Аллаху. Пусть решение о твоей вере по воле Аллаха примет Зульфия. Если она согласится стать твоей женой – тебе дорога в мечеть. Если откажет – в церковь. Сама она об этом, конечно, знать не будет.
– Не отдам, – веско сказала старуха.
– А коли мне откажут… коли откажут… так все едино… хоть самоедскую веру принимать…
– Ты ведь не веришь, что она за тебя пойдет, – сказал Кадыр-Али-бек. – Может, оставишь это сватовство? А я с тобой еще побеседую, ты мне все о себе расскажешь, понемногу сам поймешь, чего твоей душе надобно.
– Нет. Я буду свататься. Не то Ази-ханум ее другому отдаст, у Урака бин Джан-Арслана уже хороший жених наготове, а я всю жизнь локти кусать буду, что даже не попытался!
– Ешь, жигит, – сказала Ази-ханум. – Она хорошая девушка. Только уговаривать ее бесполезно, да и меня тоже. Где она сейчас?
– Поехала в Ростокино с толмачом, его семьей и старухой, которая умеет лечить лихорадку. Там их спрячут. А когда толмач немного поправится, Урак бин Джан-Арслан отправит его к родне, в Ногайскую Орду. И Зульфия вернется сюда.
– Не такого бы мужа я ей желала! Сама поговорю с Ураком бин Джан-Арсланом…
Кобыз за войлочной стенкой замолчал.
– Слава Аллаху, он успокаивается… – прошептал Кадыр-Али-бек.
Но Ораз-Мухаммад пришел в малую юрту не сразу. Старик еще успел предупредить всех, чтобы не задавали вопросов.
Воевода поел холодного мяса, хотя по лицу был видно – ест, чтобы не говорить, и вкуса не ощущает. Потом он все же сказал:
– Нужно что-то придумать, чтобы помочь нашему подьячему. Он все сделал для нас, теперь наш черед.
– Я придумаю, – сразу ответил Кадыр-Али-бек.
– И нужно решить, что делать с этим гнусным чудовищем, которое позорит свой род и своих предков.
– Это Нуржан, – шепнул беку Бебеня. – Мы его привезли и заперли в подклете, велели псам сторожить. Он не чудовище, он просто дурак, ему велели – он пошел убивать. Но ему было обещано, что отделается малой карой, за то, что рассказал правду о Крымском дворе и об Айгуль.
– Иначе узнать не могли?
– Иначе не могли. Для того мы его оттуда и утащили.
– Хорошо. Если Аллах будет ко мне милостив, я придумаю… И научу Ораза. А теперь, жигит, ступай к нашим молодцам.
– Нам тоже уйти? – спросила за себя и за Алтын-ханум Ази-ханум.
– Да, ради Аллаха…
Спорить старая женщина не стала – слишком давно эти люди были знакомы, слишком многое испытали вместе, любезностей друг от друга не ждали. Было не до приятных обоим ночных бесед о давних событиях, о батырах и биях былых времен, не до чтения старых книг и сличения описанных в них событий.
Какое-то время Кадыр-Али-бек и его воспитанник молчали.
– Завтра мы поедем к князю Гагарину, – сказал старик. – Он возглавляет Земский двор, а твой подьячий ему подчиняется.
