никто не причинял мне боли больше, чем она. Почему, черт бы ее побрал? Ради чего Эля вышвырнула меня из своей жизни полтора года назад? Ни за что не поверю, что она не знала о беременности в нашу последнюю встречу. Знала! Оглядываясь назад, я четко вижу неуловимые сигналы. Все она знала! И ни слова не сказала. Позволила уйти, лишив меня счастья быть отцом нашему сыну.
— Ты такая официальная, Эля. Будь проще, и люди к тебе потянутся, — проглотив собравшуюся во рту горечь, иронизирую я и убираю телефон в карман.
Никак не прокомментировав мою колкость, она отодвигает стул и садится напротив. Избегая зрительного контакта со мной, Элина подзывает жестом официанта и заказывает зеленый чай. Я терпеливо жду, когда мою скромную персону одарят царственным вниманием радужных глаз, но Эля не спешит, глядя куда угодно, но только не на меня. Сейчас ее жутко интересует парочка милующихся гомиков в кафе на другой стороне дороги. Все-таки докатились европейские ценности и до Москвы. Печально, однако, но не смертельно. Мои проблемы посерьезнее будут. У меня сын без отца растет, а я об этом узнал только позавчера и то совершенно случайно.
Пару дней назад во время общего собрания по итогам месяца, руководитель российского направления Роман Грейсман предоставил отчеты по текущим проектам, включая «Крылья». Речь зашла о готовящемся расширении, нужно было мое разрешение на передачу собственности под нужды компании. Не безвозмездно, разумеется. Я абсолютно без умысла полюбопытствовал, как справляется со своими обязанностями Элина Абрамова. Ответ меня отправил в длительный нокаут. «Абрамова в декрете, но принимает активное участие в развитии проекта», именно так Грейсман и сказал, а потом окончательно добил, показав пару слайдов с последней спонсорской встречи, где Эля засветилась с коляской. Однако главный сюрприз ждал впереди. Я потратил три часа, чтобы докопаться до оглушившей меня правды. Три долбаных часа. Совсем немного, ничтожная малость в сравнении с потерянными месяцами, которые мне никто не вернет. Ни мне, ни моему сыну. Поэтому — да, у меня есть причины требовать от Элины объяснений и восстановления моих родительских прав со всеми вытекающими.
Пока я мысленно уговариваю себя не горячиться и позволить Элине озвучить свою позицию, официант приносит чай и быстро удаляется. Эля залипает на рассматривании орнамента на своей кружке, потом на моей… Я молчу, она тоже. Мимо проезжают машины, за соседним столиком девушка громко отчитывает по телефону своего парня, а мое терпение медленно испаряется вместе со всеми благими намерениями. Видимо, не получится у нас цивилизованного разговора, но я все-таки пытаюсь дать нам шанс и поэтому начинаю первым:
— Надеюсь, на этот раз ты подошла более тщательно к выбору няни?
Она вскидывает на меня удивленный взгляд, словно я сморозил какую-то несусветную чушь.
— У Карины лучший рейтинг в агентстве. Огромный опыт и безупречные рекомендации. С Робертом они быстро нашли общий язык. Богдан тоже ее обожает, — исчерпывающе отвечает Эля.
— Как Даня отнесся к появлению брата?
Элина мгновенно ощеривается:
— Конечно же он рад!
— Не сомневаюсь. Это стандартный вопрос, Элин, — сдержанно поясняю я. — Как насчет Андрея?
— А что насчет Андрея? — вызывающе переспрашивает Эля, уходя в глухую оборону. — Если тебе известно о Роберте, значит, ты знаешь и про развод, — ее голос звенит от напряжения. Взятый таймаут не помог, она пришла не вести диалог, а сражаться.
— Я должен был узнать об этом от тебя, — прямо говорю я, удерживая ее мечущийся взгляд. — Ты так не считаешь?
— Я хотела сказать, — после короткой паузы тихо произносит она.
— И что помешало? — задаю конкретный вопрос. Излишне резко, судя по тому, как начинает пульсировать нерв под ее нижним веком.
— Сделала вывод, что тебе это не нужно, — она снова залипает на свою кружку, нервно крутя ее в ладонях.
— Не нужно — что? — протянув руку, отбираю у нее отвлекающую игрушку и отставляю в сторону. — На меня смотри, — требую жестким тоном. Она вздрагивает, встречаясь со мной взглядом. Насыщенно-голубые радужки транслируют концентрированную злость, и вся она направлена на меня. Очень интересно, и чем же я заслужил так много?
— Ничего не нужно, — вспыхивает Эля, сжимая ладони в кулаки. — Если бы я была тебе нужна, Дим, ты бы приехал, но у тебя все было отлично и без меня. Так что не строй из себя обманутого благородного принца. Ты им никогда не был.
— Ты тоже не сказочная принцесса, детка, — отвечаю сквозь зубы на ее выпад. — И наша сказка охренеть какая грязная, но это не дает тебе права принимать решение за двоих. Я хоть раз дал тебе повод думать, что мне не нужен ребенок? Что мне не нужна ты? Какого хера ты мне не сказала? А если бы я узнал через пять лет? Ты хоть представляешь, что бы я тогда с тобой сделал?
— Что? — холодно спрашивает Эля, вскидывая подбородок. — Что бы ты сделал, Дим?
— Не знаю, твою мать, — рявкаю, ударяя ладонями по столу. — Я пытаюсь понять. Честное слово, Эля, я всю голову сломал, пытаясь понять, что тобой двигало, но у меня нет ни одной разумной версии. Это месть, Эль? Или эгоизм? Объясни мне.
— Я не хотела мешать, — выдает она очередной бред и снова хватает свою кружку, жадно глотает остывший чай и продолжает свою обвиняющую тираду: — Я звонила тебе. Помнишь наш разговор?
— Помню, что ты в очередной раз меня послала, — хмуро бросаю я.
— После того, как поняла, что у вас с женой налаживаются отношения, — с горечью говорит Эля. Бл*ь, убейте меня. Она серьезно?
— Мы восемь лет в разводе. Какие, твою мать, отношения? Она нашу дочь чуть не убила. Дважды. Из-за этой больной суки Кэтти лишилась нормального детства. Думаешь, после такого можно что-то наладить?
— Я не знала, — шокировано бормочет Эля. В ее глазах проскальзывает смущение, ненадолго вымещая гнев. — Ты не удосужился мне объяснить причину. Если бы ты сказал…
— Что я должен был рассказать? Что моя бывшая — больная на голову наркоманка? Про ее клятвы завязать, срывы, бесконечные побеги из наркологических клиник, приступы агрессии в отношении собственного ребёнка, попытки суицида и прочий треш? Классная история, да? Тебе нравится?
— Мне жаль, Дим… — Эля нервно кусает губы, рассматривая меня с нечитаемым выражением на лице.
— Прибереги свою жалость для других, Эля, — холодно отрезаю я. — Лучше скажи, как тебе жаль, что ты промолчала о своей беременности, когда мы виделись в последний раз.
— Тогда я думала, что все делаю правильно, — снова заводит она свою дурацкую песню. — Удерживать мужика ребенком я бы никогда не стала.
— А ты
