половину работы. В общем, я не ожидала, если честно, что он станет так заботиться о сыне.
— Я так рада, — восклицаю я, — знаешь, просто очень сильно рада.
Ви поддерживает подол, помогает надеть платье, и принимается затягивать на моей спине корсет.
— Мне кажется, Гордей будет таким же сумасшедшим папашей, если не лучше. Просто идеальным. Он ведь так тебя любит, — говорит она.
— Я его очень люблю, — признаюсь я, — и… хотела бы от него ребенка.
— Он будет счастлив, я уверена.
И Ви обнимает меня за плечи.
— Красавица какая. Подруг, наверное, не так много у тебя, все только и делают что завидуют.
— Да, это точно. Послушай, а… Насчет Гордея… Откуда ты знаешь, что он будет рад?
— Это, знаешь, видно. Да и… он мне сам сказал.
— К… когда?
Они ведь только прилетели, и Ви не могла успеть… Они и не разговаривали особо.
— Ну, мы созванивались иногда, — признается сестра и информация вводит меня в ступор.
— Что? Вы… созваниваетесь?
Гордей ничего не говорил.
Она… что, если она нравится ему?
А почему нет? Ви такая красивая, умная и уверенная. На нее засматриваются абсолютно все особи мужского пола. На меня тоже, но… чаще издали. К ней же все всегда стремились подойти, заговорить, поймать частичку внимания. Так было с самого детства.
— Да… Общаемся. Кажется, и вы с Демьяном не теряли времени даром, когда он прилетал? Вроде бы даже танцевали…
— Ты… откуда знаешь?
Пульс учащается, и я еле могу выдавить из себя слова.
— Он мне сам сказал, — пожимает плечами Ви. — Еще сказал, что ты молодец. Стала жестче и увереннее в себе.
— Да…
Похвала заставляет меня смутиться, и я стараюсь поскорее перевести тему.
— А ты, кстати, не знаешь, зачем он вообще прилетал?
— Знаю. Демьян сказал, что к тебе клеился какой-то старый хе… м… мужчина. В общем, он помогал Гордею разобраться.
— Что?
— А… ты не в курсе?
— Ннн… нет.
— Ну, вот так. Демьян тоже сильно ревнует, иногда буквально готов все крушить вокруг. Приучай. Сглаживай.
— Да, я постараюсь…
Так значит вот чем объясняется внезапное исчезновение с радаров Решетова. Да и потом… никто после того случая больше меня не беспокоил.
Так значит, вот почему…
— А… как они с ним разобрались, не знаешь?
— Подробностей не знаю, Ариш, да и знать не хочу. Не стоит во все это влезать, поверь. Предоставь мужчинам самим решать свои дела. Так, с платьем закончено, остается только лицо и прическа.
— Нет, ни стану делать ни то, ни другое. Так устала от всего этого на работе, что мне хочется сейчас как можно проще. Без макияжа и укладки. Иначе я решу, что это очередная выездная фотосессия.
— Значит, будет так, как ты хочешь, — легко соглашается Ви, которая вообще при всех ее возможностях не играла пышной свадьбы. У нее даже свадебного платья не было, ни говоря об остальном.
Впрочем, она только рада. Я хорошо знаю, как ее триггерит от всего этого.
Но сама… внутри… в моей душе все еще живет романтическая дурочка, начитавшаяся в детстве сказок про принцесс, и я точу. Хочу и платье, и клятвы, и заверения друг друга в вечной и нерушимой любви.
Хочу, чтобы Гордей знал, что я чувствую все это, и я ни за что от него не откажусь.
***
Хочешь, так получишь, говорит мне мой внутренний голос, и когда мы с сестрой выходим из номера, меня подхватывает и уносит водоворот неповторимого искрометного волшебства.
Все происходит так волнительно, словно на ускоренной перемотке, выделяя лишь отдельные, самые значимые фрагменты.
Вот мы с Гордеем уже стоим на том самом, выбранном нами плато, и возвращаем друг другу волшебные заветные слова.
Он согласен, и я, конечно же, согласна.
Он любит, и я очень-очень сильно люблю.
Он ждал, и я ждала. Ждала, я так ждала…
— Да, Гордей, да, я буду твоей женой.
Конечно…
Боже, боже, боже…
Я упиваюсь тем, какое счастье загорается на моих словах в его глазах. И как он бережно, но в то же время уверенно, тянет меня на себя и целует в губы.
Вместе, вместе, вместе…
В тот момент, когда наши волосы и лица овевает прохладный ветерок, когда руки Гордея обвивают за талию, а губы нежно и чувственно накрывают мои, весь мир перестает для нас существовать.
Нет, даже не так. Он существует, еще как, но существует ни для кого больше, лишь для нас двоих.
И ни поздравления, ни вспышки фотокамер… ничего не имеет значения, есть только мы. Наше желание, наша любовь, и наши крепкие, нерушимые обеты.
— Я люблю тебя, Арин, — шепчет Гордей на ушко, и по моему позвоночнику разбегаются крупные чувственные мурашки.
— И всегда буду любить. Тебя, и наших будущих детей, если ты решишься…
На мои глаза навертываются слезы, потому что…
Потому что…
Я решусь, я… уже решилась…
Я почти как два месяца не пью противозачаточные, а Гордей… в порыве страсти я часто прошу его, чтобы он кончал в меня, чтобы мы вместе, максимально близко к друг другу до пика… И я знаю, что и для него это особый высший кайф, он сам мне признавался…
И вот… я не уверена, но кажется, что у меня задержка… Всего в несколько дней, которые сейчас же растворились в предсвадебной суете, и теста я еще не делала, даже не покупала, но…
Боже, я не знаю… Это слишком необычно, слишком волнительно, непередаваемо…
Я… скажу ему… обязательно скажу, потому что мне страшно, и я хочу, чтобы мы увидели результат теста вместе с ним, и если да…
О боже, я одна просто не переживу… Я просто разорвусь от эмоций.
— Гордей, я так люблю тебя, так люблю, — шепчу ему в ответ, жмурясь, и ловя блики его теплой, направленной только на меня и предназначенной лишь мне одной, родной и любимой улыбки, — и… может быть, уже, Гордей… Я точно не знаю, еще рано говорить, но когда вернемся нам необходимо будет купить тест…
Он замирает, словно не веря своим ушам, а ведь он сам вытянул из меня обещание, при любых подозрениях сразу же говорить ему.
— Бельчонок, сразу, поняла? — несколько раз повторял он, как будто бы я могла забыть, или не не понять с одного раза. — Никаких стеснений, неудобств, или сомнений. Что бы ни случилось, при любом раскладе, при любом намеке, даже если в этот момент мы с тобой в крупной ссоре, чего, я надеюсь, не произойдет, сразу же сообщаешь мне. Лично, не в сообщениях и не
