лучшие времена был бы для Бедекта весьма сомнительным.
– Вина, козел ты придурочный, – сказала Штелен.
– Тихо, – сказал Бедект, и Дак на мгновение замер и даже моргнул.
– Вот твоя единственная возможность, – сказала Штелен. – Разворачивайся и беги, тупой старый пьяница.
– Я не могу, – сказал Бедект.
– Это почему же? – спросила она.
– Некуда бежать. Да и не к чему.
Дак прищурился и подозрительно уставился на Бедекта.
– Опять началась глупая стариковская философия, – сказала Штелен и плюнула ему на сапог.
Бедект метнул топор с убийственной точностью.
Дак поднырнул под летящий топор. На лице его ничего не отразилось. Он продолжил движение к своей жертве. Крошечных глазок он не сводил с Бедекта – что бы тот еще ни выкинул, Дак был готов ко всему.
«Извини, парень, это был единственный трюк у меня в запасе».
Дак поднял булаву – целиком выкованную из железа, шипастая ржавая головка размером с искалеченный кулак Бедекта – так, словно она ничего не весила. Отморозок ухмыльнулся. В этот момент он явно думал о том, как будут выглядеть мозги Бедекта, разбрызганные по ветвям ближайших деревьев. Он остановился в двух шагах от Бедекта. Отсюда он наверняка мог достать противника. Дак осмотрел голову Бедекта, словно решая, куда именно ударить, чтобы та разлетелась наиболее впечатляющим кровавым взрывом.
«Сделай выпад сейчас, пока он решает, как тебя убить».
Бедект нащупал свой длинный нож полурукой, вытащил и уронил в грязь под ноги Даку. Тысячу раз он вытаскивал этот нож и ни разу не уронил его. Он взглянул на свою изувеченную руку и испытал почти что восхищение при виде того, что от нее осталось.
«Где, черт возьми, мой палец?»
Он не почувствовал момента, когда лишился его.
«И еще одна частичка меня вернулась в грязь».
На полуруке теперь оставались только указательный и большой пальцы.
– Скоро это будет уже неважно, старик, – сказала Штелен, заглянув ему через плечо.
Бедект зарычал от гнева и бросился на Дака, думая хотя бы уронить здоровяка в грязь. Этот ублюдок все равно забьет его до смерти, но, по крайней мере, его мозги не разлетятся по соседним деревьям. Его левое колено подогнулось, он поскользнулся в жиже и приземлился на колени у ног Дака. Пряжка расстегнутого ремня ублюдка оказалась прямо перед глазами Бедекта.
Дак поднял дубину. Бедект смотрел, как с железной головки тянутся вниз, закручиваясь, нити мутной воды. Скоро эта вода смешается с его собственной кровью и мозгами.
Зверь вопросительно хмыкнул: «Хм?» – и уставился на Бедекта сверху вниз, наконец моргнув во второй раз. Маленькие глазки сузились в смутном замешательстве. Позади Дака стояла Цюкунфт. Она только что вогнала свой маленький нож в его поясницу по рукоять. Она повернула лезвие, и он сказал: «О».
– Самое время поднять нож, – сказала Штелен.
– Нож?
– Который ты уронил в грязь. Он прямо перед тобой.
Бедект глянул вниз, металл сверкнул в грязи. Целой рукой он схватил его и вонзил в живот Дака. Он рванул лезвие в сторону, внутренности ублюдка посыпались в чавкающую жижу, желчь и кровь брызнули в лицо Бедекту.
Дак вспомнил о нем и снова обратил внимание на старика. На лице отморозка по-прежнему не отражалось ничего, кроме разве что легкого недоумения.
Проморгавшись в кровавой пелене, Бедект ударил здоровяка под колени, наконец сбив его с ног. Проползя по внутренностям, все еще вываливающимся из Дака, он забрался на него сверху. Схватив ублюдка за голову, Бедект принялся колотить ею о землю. Он бил ею по земле до тех пор, пока затылок Дака не стал мягким, как мох.
– Он мертв, – сказала Цюкунфт. – Ты можешь остановиться.
Бедект склонился к трупу и прошептал ему на ухо:
– Когда я найду тебя в Послесмертии, я убью тебя снова. Я последую за тобой в тот мир, который находится за Послесмертием, каков бы он ни был. Я убью тебя и там. Куда бы ни попыталась ускользнуть твоя дерьмовая душонка, я последую за ней.
Он скатился с мертвеца и растянулся в грязи.
«Погрузиться в нее. Полностью».
– Ты ранен? – спросила Цюкунфт.
Бедект от смеха аж закашлялся.
– Представь себе, да.
– Я имею в виду, сейчас ты заработал пару новых дырок? – сказала она.
– И на этот вопрос ответ «да», – произнес он. Он приоткрыл глаз и взглянул на нее. Волны красного почти захлестывали обзор. – А ты?
– Жить буду.
«Ну, хотя бы одному из нас так повезет».
Она рассмеялась – безумным, на грани истерики смехом.
– Ты весь в крови. Боги, твое лицо, – она подползла к нему и легла в грязь рядом с ним. – А я-то раньше думала, что ты некрасивый.
– Ну да, ну да, – сказал Бедект. – Жестокая честность юности.
– Только потому, что ты спас меня от изнасилования, а моя одежда изорвана в лоскуты, – продолжала она, хихикая и всхлипывая, – не значит, что ты можешь разглядывать мою задницу в любое время, когда тебе захочется.
– Хорошо. В любом случае, я думаю, что это ты спасла меня.
Цюкунфт положила голову ему на грудь.
– Значит, за тобой теперь должок, верно?
– Полагаю, что так, – ответил Бедект. – Полагаю, да.
– Хорошо, – она так же легко, как и всегда, поднялась на ноги. – Давай посадим тебя на лошадь.
Она подала ему руку, чтобы помочь подняться из липкой грязи, и он уставился на нее.
– Я думал, что мог бы здесь немного полежать, – сказал он.
Цюкунфт покачала головой. Ее волосы, слипшиеся от крови и грязи, прилипли к лицу. Ему захотелось убрать их с него.
– Нужно двигаться дальше, – сказала она.
С ее помощью он поднялся на колени, где и остановился передохнуть, тяжело дыша и хрипя. Он покосился на нее.
– Разумно ли было это с моей стороны?
– Что именно?
– Остаться с тобой.
Цюкунфт поджала губы, окинула его оценивающим взглядом. Что-то ушло из ее глаз, взгляд стал жестким, отстраненным.
– Я погублю тебя. Я говорила тебе, что это плохо кончится. Я говорила тебе, что убила свою сестру и она хочет меня наказать. Я говорила тебе – я хочу, чтобы она это сделала. Ты – глупый старик. Ты волочишься за мной, как одуревший от любви щенок, надеясь, что я позволю тебе себя трахнуть. Я использую тебя, и ты знаешь, что я использую тебя. С такой, как я, – останется ли разумный человек?
– Я разумный человек, – сказал Бедект.
– Хорошо, – сказала она. – Забирайся на своего проклятого коня.
Глава тридцать четвертая
Я больше не могу делать вид, что будущее не вгоняет меня в трепет. Философы говорят, что в этой
