движение в кустах в десятке метров перед собой и открыл огонь. Не было понятно, куда именно он стреляет, но там, в зарослях орешника, явно засел недруг, напавший на них.
Просвистели пули над его головой, кося ветви кустарника, и наконец-то Малыш Эдди заметил рыжеволосую фигуру, которая выскочила на открытое пространство, целясь в него из автомата. Долей секунды ему хватило, чтобы узнать её — это была Нина, та самая рыжеволосая Нина из отдела Романова, которую в накрытом полосатым флагом гробу, несколько дней назад они отправили на родину. Она стояла во весь рост и смотрела в него через прицел своего оружия.
— Эдик! — Рихтер отчётливо услышал её голос, затем прогремевший выстрел, и только потом проснулся.
В комнате было сумрачно и холодно, намного холоднее, чем перед сном. Может, кондиционер был включен, а он и не заметил, когда ложился? Окна оказались плотно зашторены, потому лишь немного света пробивалось по их краям.
— Эдик, ради чего? — нинин голос прозвучал так отчётливо, словно бы она была тут рядом с ним.
Рихтер помотал головой и огляделся, небольшая комната, в углу у двери была раковина, возле неё — стул, на который он свесил свою одежду. И никого больше, видно сон ещё не отпустил, если его слух играет с ним такие шутки.
Он приподнялся на локте, вздохнул и понял, что кондиционер хоть и был в комнате, но был отключен — все заслонки, из которых должен был дуть воздух, закрыты, но сам воздух в комнате оставался крайне холодным.
Эдди увидел пар своего дыхания и сел на кровати, спустив ноги на пол. Тут возле стула, в паре шагов от него, из сумрака появилась Нина. Она была в той же одежде, что и в их последнюю встречу, только одежда эта вся была рваной, а на груди и шее у девушки зияли огромные рваные раны, а лицо было обгоревшим. Девушка стояла, скрестив руки на груди, и с неодобрением качала головой.
— Нина? — удивлённо выдохнул Рихтер, думая, что это всё ему снится, что это сон внутри сна.
— Эдик, зачем мы этим занимаемся, ты подумал? — с вызовом прозвучал голос девушки.
— Я… Я же… — пробормотал юноша, а она уже шагнула к нему, откинув волосы назад, словно демонстрируя своё обгорелое лицо.
— Ради чего мы все умерли, Эдик? — её голос был таким же холодным, как и воздух вокруг, и от этого внутри Рихтера всё сжалось. Он отодвинулся от неё, но она уже встала совсем рядом, нависая над ним. А потом резким движением вцепилась руками в горло. Юноша инстинктивно схватил руки, пытаясь высвободиться, ударил ногами, но те прошли насквозь девушки, словно её там и не было. Зато хватка была такой силы, что разжать её не представлялось возможным.
Дыхание перехватило, Рихтер захрипел и повалился навзничь на кровать, а ледяной голос перешёл на крик:
— Ради чего мы умерли?! — она душила его, а он ничего не мог с этим поделать, все попытки оттолкнуть или ударить её не приводили ни к чему, руки просто проходили сквозь тело.
Эдди обуял ужас, так страшно ему было, пожалуй, никогда в жизни, и ничего с этим поделать он не мог, лишь беспомощно сучил руками и ногами. Воздуха не хватало, а навалившаяся нечеловеческая тяжесть не давала встать и убежать.
И тут дверь в комнату распахнулась, кто-то появился на пороге, громко выматерился, подскочил и бросил что-то в Нину, которая тотчас растаяла. Тяжесть исчезла, холод пальцев, что душили его, тоже. Над ним стоял взволнованный Иван Лисицын, сжимая в руках склянку с чем-то белым внутри.
Эдик повернулся на бок и закашлялся, а фсбшник присел на край кровати и взволнованно похлопал его:
— Ничего-ничего, всё уже хорошо.
— Что? — тяжело вздохнув, произнёс Рихтер, осознавая, что в комнате заметно потеплело.
— Да как ты смеешь?! — посреди комнаты снова появилась Нина и попыталась броситься на них, но Иван резким движением метнул из склянки что-то в неё, и она снова растаяла.
На пороге комнаты появился взволнованный и заспанный Михаил:
— Что стряслось? — он перевёл взгляд с мужчин на рассыпанную на полу соль, — А, я догадываюсь.
— Это была Нина, — выдавил из себя Эдик, — Я сплю?
— Нет, — помрачнел Романов, — Только этого на базе не хватало.
— Что это было? — юноша перевёл взгляд с него на Лисицына, который встал с кровати и вышел на середину комнаты.
— Призрак, — пожал плечами Иван, — Как я понимаю, это кто-то из ваших?
— Да, четыре дня прошло уже, — Михаил кивнул и задумчиво потёр подбородок, потом посмотрел на фсбшника, — Ты как догадался?
— Коллегу встретил в коридоре, — мрачно отозвался тот и посмотрел на полупустую солонку в руках.
— Призраки же ночью приходят… — непонимающе пробормотал Эдик.
— Когда захотят, тогда и приходят, — отозвался глава аналитиков, — Вставай, пойдём на кухню, заберём соль, которую найдём.
— Не уверен, что её там столько, чтобы вам спокойно поспать довелось, — покачал головой Иван.
— Организуй тогда ты нам поспать, а то если ко мне кто-нибудь придёт, тут, боюсь, вся база закончится, — он грустно усмехнулся, — Но пока что только Эдик рискует не проснуться.
— Организую, но лучше в одной комнате.
— Давай тогда ко мне кровать перетащим, — Романов посмотрел на Рихтера, — Ты как? Поможешь?
— Я да, — кивнул тот, — А зачем она приходила?
— Чтобы убить тебя, судя по всему, — Михаил был в крайне дурном настроении, — Скажу Святу Вениаминовичу, что тут творится. Это всё очень паскудное дело.
— Ну, зато мы точно знаем, что именно произошло в Кведлинбурге, — Лисицын подал Эдику его вещи.
— А что случилось? — тот начал спешно одеваться.
— Вчера часов в одиннадцать вечера любители прусской истории, похоже, порвали Завесу.
— Что сделали?
— Давай, помоги с кроватью, по ходу объясню, — Иван ухватился за изножье.
**
(21 августа)
Каждый раз был, как в первый.
Он, наследник старого боярского рода, в свои годы уже должен был привыкнуть шагать по этой мёртвой земле, но нет, каждый раз был будто впервые.
Салтыков неспешно ступал по серой земле, больше похожей на песок, и не слышал звука своих шагов. Звуков в этом месте вообще практически не было. Лес, а точнее то, что от него осталось, был мёртвым. Иссохшие и перекрученные стволы не тянули к путнику свои узловатые ветви, они скорее указывали на него, словно бы чёрными пальцами. Указывали и безмолвно кричали: “Вот он! Чужак! Смотрите! Сам пришёл!”
А Свят Вениаминович тем временем продолжал свой неспешный путь. В этом мёртвом месте торопиться было некуда и незачем, коли пришёл сюда по своей воле, то и спешить боле не стоит.
