Ты, вопреки католикам, усмотрел личный разговор (огрубляя Твою мысль), а не новую торжественную интонацию Петра; мне непостижимо это в Тебе, и мне показалось вообще, что в «Столпе» вопрос о папе и католичестве Тобою вполне еще не пережит и рассматривается частью при свете «моей идеи православия», которой примат почему-то не понадобился (вместе со своей иерархией), частью по принятому православному шаблону (sil venia verbo). Это говорю не для полемики, но потому, что вслушиваюсь внутренне во всякое Твое слово. Итак, Евангелие я невольно читаю сейчас «католическими» глазами, т. е. так, как написано, и иначе читать, своевольничать над священным текстом, позволяя себе в нем всякую ретушь, я не могу и не хочу: в Евангелии написано о примате ап. Петра, дано зерно догмата о папстве, который и развивается из этого зерна как растение. Ведь Ты знаешь, как обстоит дело с историей этого догмата в первые века, приблизительно так же, как со всем иерархическим вопросом: протестанты довольно успешно доказывают исторически, что трех степеней священства первоначально не было и они появились позднее, а нам это предание, против которого можно без конца воевать и исторически, кажется слепорожденной пред внутренней достоверностью предания. Еще более можно это сказать о почитании Богоматери и Ее праздниках (Успения!), которое как будто вовсе отсутствует в глазах научных критиков в первые века, но тем достовернее для суждения церковного предания. С папством исторически обстоит дело даже благоприятнее, потому что кажется, не было времени, когда не было бы следов исключительного значения кафедры ап. Петра, которое в эпоху Вселенских соборов совершенно неоспоримо для всех, так что остается работать только апологетической ретушью. Но тем не менее вся эта масса опыта получает свою силу лишь при внутреннем свете апперцептирующего догмата, благодаря чему и идут эти бесконечные споры, есть ли папство догматический факт или злоупотребление римского властолюбия. Я, разумеется, не могу да и не хочу не интересуюсь выдумать еще новый, несказанный аргумент в этом споре, тем более что, кажется, все уже сказано и pro и contra. Думаю, что в этом и Ты не будешь со мною спорить: исторически одинаково невозможно ни ниспровергнуть, ни доказать догмат, можно только его показать, а эта возможность относительно папства стоит благоприятнее, чем для многих догматов, и для меня кажется исторически ясным, что для Вселенских соборов папам принадлежит и руководящая, и решающая роль (а все щипки и ужимки по адресу Гонория, Либерия и др. наводят достаточное противодействие), при непрестанном еретичестве Востока, и императоров, и пап. Разумеется, догмата о папском примате раньше соборов Лионского, III Флорентийского и Ватиканского не было провозглашено, но это ничего не значит, раз он был все-таки в жизни, так бывало и с другими догматами, так было и есть с догматом о Богоматери и… о Софии. В то же время достаточно бесспорно, или не ретушировать, но смотреть открытыми глазами, что многие великие Отцы и учители Церкви, как то св. Иоанн Златоуст, Феодор Студит, Максим Исповедник и др. из восточных чтили Рим, и у западных это подразумевалось само собою конечно. (Ты не разделяешь этого фальшивого и даже еретического приема, принятого в «обличительном богословии», отводить суждения западных Отцов и считаться только с восточными.)
Самая трагическая и роковая фигура во всей истории христианской Европы и особенно «греко-российского» востока «св.» (да. «св.»!) патриарх Фотий. Им я больше всего интересовался, обломав классические томы Гергенротера, где он заставляет говорить только документы, изучал самого Фотия, попутно убеждался, какая наглая и бессовестная ложь пишется о нем в русской литературе (в частности, и у «самого» Лебедева), и вижу со всей ясностью, что это узурпатор и честолюбец, принесший своему честолюбию в жертву благо церкви. Его дарования и полигистерство единственны (mutatus mutandis Тебя напоминают), но это лживый, лукавый, демонически честолюбивый грек, который на фоне общего культурного разъединения миров Востока и Запада влил свой яд разделения. Для меня это сейчас, повторяю, самая мрачная и роковая личность в христианской истории (относительно кавычек в «св.» – ἰσαπόστολος – sic! могу сказать, что я следил за этой историей и считаю, что эта канонизация – не ранее XVI в.! – есть один из церковно-политических актов, требующих пересмотра). Что же касается Михаила Керуллария, то этот мелкий честолюбец даже у греков не «св.» и не ἰσαπόστολος. Я не говорю, конечно, что латины неповинны в распре и расколе в частностях, важно, что они правы были в существенном. Ну а когда совершался раскол, началось «обличительное» богословие, заработала мельница. Ты эту музыку хорошо знаешь. Интересно не это, а то, что до самого падения Византии никогда не сходил вопрос о папе со сцены самого искреннего и горячего обсуждения среди греков, я теперь только, в эти месяцы, познакомился с этой, совершенно позабытой или неизвестной «полемической догматикой», и для меня, да и не для меня только, но и для всего православного богословия это было настоящее открытие. Лишь после падения Византии, когда кончилась Эллада, корчилась и Византия и начался Стамбул, с озлобленным, завистливым и темным антилатинством эпигонов, стали, не вызывая возражений, кристаллизоваться предрассудки относительно Рима в стиле Антония Волынского, а мы этот маразм приняли за православие и усердно насаждаем в духовных школах.
Фотиевский разрыв имел неисчислимые последствия в мировой истории (удивительно, что наши апокалиптики в своих толкованиях символов Апокалипсиса все находили и Лютера, и Магомета, и Наполеона и пр., а вот Фотия никто не находил), и, в частности, образовалась не только отвычка и отчуждение, но и вражда, в которой и пребываем. Теперь о догматах католичества. Я знаю, что для Тебя не будет вопроса ни о непорочном зачатии, ни о латинской литургии, которая благополучно существовала и до разрыва, и о блаженстве святых и о пургатории, – здесь может быть, самое большее, лишь разговор о богословских тонкостях. Кроме примата папы серьезным и единственным вопросом является filioque или противоположная ему фотианская формула ἐκ μόνου τοû πατρός. Для Тебя не новость, конечно, что все эти годы я не отходил от вопроса о Св. Духе и старался знакомиться с богословской литературой, в частности филиоквистическим спором. Первоначально я был решительным противником filioque (замечательно, что это же самое повторяется со многими выдающимися униатскими греками, например патриархом И. Векком, даже кардиналом Виссарионом, хотя бывало и наоборот: Геннадий Схоларий из униата-латинофрона стал воинствующим латинофобом), но затем все больше понимал и историко-догматическую его правоту и внутреннюю правду. В пределах доступного я изучал и изучаю эту полемическую литературу у греков с IX в., начиная с Mystagogia Фотия, в фотианской и антифотианской
