Да, я остановилась здесь. Я заняла одну из его свободных комнат. Счастлив?
— Нет, Луна, я не счастлив. Даже близко нет.
Когда я уже думаю, что он больше ничего не скажет, он добавляет:
— Я…даже не знал, что ты всё ещё в Лондоне, пока не столкнулся с тобой в костюмерной. Ты…ничего мне не сказала.
Я должна уйти. Я должна уйти, не оглядываясь назад, запереться в своей комнате, оставить его в покое и позволить ему жить дальше. Мне следовало бы уйти, но я не могу.
— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?
Мы стоим близко, но ещё не касаемся друг друга. Он долго ждет, пока я поднимаю на него взгляд.
— Почему, чёрт возьми, ты злишься? — он сам на себя не похож. — Ты положила этому конец, помнишь?
Отчаяние, печаль в его голосе пронзают меня насквозь. Я сдерживаю слёзы.
— Потому что… — я сглатываю.
Он подходит ближе.
— Потому что….?
Потому что мне страшно. Глядя в его красивые карие глаза, я понимаю, что хочу найти в них убежище. Я хочу чувствовать себя в безопасности в его объятиях, но мой разум — ужасное место, где я уже потеряла его. С кем-то умнее, остроумнее, красивее. Куда бы мы ни пошли, всегда найдется кто-то лучше меня.
Это случалось раньше. Это только вопрос времени, когда это случится снова. И я не переживу, если Генри причинит мне такую же боль, как мне причинили. Это невозможно объяснить. Он не поймет, потому что его никогда не предавали с таким злонамеренным умыслом, приводящим к таким разрушительным последствиям.
Пристыженная и отчаявшаяся, я поворачиваюсь, чтобы уйти, ничего не объяснив.
— Луна, подожди, — он хватает меня за руку.
Я останавливаюсь, но не отрываю взгляда от пола.
— Ты сказала, что это не сработает, — шепчет он, подходя ближе. Его запах окутывает меня. — Ты не сказала почему. И я так разозлился на тебя, что ушел. Когда я вернулся домой, тебя уже не было. Мне не следовало уходить, но я думаю, что заслуживаю знать.
Его грудь так близко к моей руке. От тепла его тела у меня кружится голова. Если я повернусь чуть влево, я дотронусь до него. Должно же быть какое-то слово, чтобы описать, как отчаянно я хочу прикоснуться к нему. Своими руками, своим телом и своими губами.
— Луна?
Если бы я прижалась к нему, уткнулась лицом в его сильную грудь, он бы обнял меня, прижал к себе — я знаю, он бы сделал это. Он заставил бы боль уйти…на время. Но утром она вернется. И в конечном итоге я утащу его за собой на дно. Я не могу так с ним поступить. Я не сделаю этого с ним.
— Скажи мне? Пожалуйста, — боль в его голосе заставляет меня поднять на него глаза.
— Потому что…ничто не длится вечно.
— Мы можем, — настаивает он, в его голосе слышна агония. Его руки сжимаются в кулаки, которые он засовывает в карманы.
Когда я встречаюсь с ним взглядом и шепчу его имя, в моём голосе звучит что-то хрупкое, как будто он вот-вот сломается. Губы Генри мгновенно оказываются на моих. Темная тень, поглощающая нас, рассеивается, как бальзам на рану. Муки последних нескольких недель забыты, наши страдания наконец-то ослабли.
Он прижимает меня к стене, пытаясь коснуться каждой частички моего тела сразу. Я цепляюсь за него, притягивая к себе, растворяясь в нем так сильно, что ни один из нас не знает, где заканчивается одно тело и начинается другое. Это боль, смешанная с желанием, любовь с печалью.
Мы отрываемся друг от друга только тогда, когда воздух становится абсолютно необходим, но даже тогда Генри прижимает меня к себе невероятно близко. Его глаза крепко закрыты, его лоб нежно прижат к моему.
— Ты не можешь целовать меня вот так и говорить, что для тебя это ничего не значит.
Это всё. Он — это всё.
— Луна, мы можем…
— Мы не можем, — обрываю я его, качая головой, моё сердце снова разбивается. Зацикленность на всех возможных негативных моментах перекрывает всё остальное. — Мы не будем.
Не в силах больше смотреть ему в глаза, я отхожу в сторону, вырываясь из его объятий. Я заставляю себя уйти. Он заслуживает объяснения, но я не могу его ему дать. Не тогда, когда мои мысли движутся слишком быстро, даже для того, чтобы я могла их понять. Не тогда, когда всё, с чем я остаюсь, — это чувство неполноценности и ужасающий страх, что я никогда не буду достойна его.
Вместо того, чтобы пытаться что-либо объяснить, я оставляю Генри одного в коридоре. Я не выхожу из своей комнаты, пока Майя не постучит, чтобы сообщить мне, что они с Тадаши ушли.
Когда я возвращаюсь в гостиную, Хейзел выглядит разочарованной и качает головой.
— Это было какое-то дурацкое дерьмо, Луна.
Глава 40
ГЕНРИ
Ещё три съемочных дня, и я закончу. Ещё семьдесят два часа. Теперь это моя жизнь — работа и ещё раз работа.
В последнее время я начал планировать свой день. Если я точно знаю, что буду делать дальше, то смогу сосредоточить всю свою энергию на этой конкретной задаче. Именно так я могу функционировать и оставаться продуктивным. Какую бы встречу, ужин или выступление Тревор ни запланировал, я всегда прихожу, не задавая вопросов. Помогает оставаться занятым.
Однако Макс становится проблемой. Раньше у нас всё было хорошо. Никогда не были особенно близки, но мы достаточно хорошо ладили. Пока я не заглянул в костюмерную в поисках Луны, и не увидел там Макса, который заставил её рассмеяться. Мне потребовалась каждая капля самообладания, которая у меня была, чтобы не наброситься на него.
С тех пор я не могу даже смотреть на этого парня. Это хорошо подходит для наших сцен. Они требуют, чтобы я обращался к нему с презрением. Однако это проникает и в реальную жизнь.
— Эй, чувак, у нас всё в порядке? — спрашивает Макс после особенно грубой сцены.
— Да. Почему нет? — я отвечаю слишком быстро, зная, что толкнул Макс слишком сильно во время нашей сцены ранее в тот день.
— Как скажешь. Но…если есть какие-то проблемы, мы должны обсудить это.
Почему ты трахаешься с моей девушкой? Хочу спросить я, но я не знаю, спят ли они. И меня это не должно касаться, если это так.
Кроме того, она не моя девушка. Она не хочет ею быть.
— Конечно, приятель, — я неохотно улыбаюсь ему.
