Поздно за полночь ложится Мария Стюарт. Все, что ей должно было сделать вжизни, она сделала. Всего лишь несколько часов дозволено еще душе погостить вистомленном теле. Служанки на, коленях забились в угол и молятся недвижнымигубами: они не хотят беспокоить спящую. Но Мария Стюарт не спит. Широкооткрытыми глазами смотрит она в великую ночь; только усталым членам дает онапокой, чтобы с бестрепетным сердцем и сильной душою предстать наутро предвсесильной смертью.
На многие торжества одевалась Мария Стюарт: на коронации и крестины, насвадьбы и рыцарские игрища, на прогулки, на войну и охоту, на приемы, балы итурниры, – повсюду являясь в роскошных одеждах, зная, какой властью обладает наземле красота. Но никогда еще ни по какому поводу не одевалась она такобдуманно, как для величайшего часа своей судьбы – для смерти. Уже за многодней и недель продумала она, должно быть, достойный ритуал своей кончины,тщательно взвесив каждую деталь. Платье за платьем перебрала она, верно, весьсвой гардероб в поисках наиболее достойного наряда для столь небывалого случая;можно подумать, что и как женщина в последней вспышке кокетства хотела онаоставить на все времена пример того, каким венцом совершенства должна бытькоролева, идущая навстречу казни. Два часа, с шести до восьми, одевают ееприслужницы. Не как бедная грешница в убогих лохмотьях хочет она взойти наплаху. Великолепный, праздничный наряд выбирает она для своего последнеговыхода, самое строгое и изысканное платье из темно-коричневого бархата,отделанное куньим мехом, со стоячим белым воротником и пышно ниспадающимирукавами. Черный шелковый плащ обрамляет это гордое великолепие, а тяжелыйшлейф так длинен, что Мелвил, ее гофмейстер, должен почтительно егоподдерживать. Снежно-белое вдовье покрывало овевает ее с головы до ног. Омофорыискусной работы и драгоценные четки заменяют ей светские украшения, белыесафьяновые башмачки ступают так неслышно, что звук ее шагов не нарушитбездыханную тишину в тот миг, когда она направится к эшафоту. Королева самавынула из заветного ларя носовой платок, которым ей завяжут глаза, – прозрачноеоблачко тончайшего батиста, отделанное золотой каемкой, должно быть, еесобственной работы. Каждая пряжка на ее платье выбрана с величайшим смыслом,каждая мелочь настроена на общее музыкальное звучание; предусмотрено и то, чтоей придется на глазах у чужих мужчин скинуть перед плахой это темноевеликолепие. В предвидении последней кровавой минуты Мария Стюарт наделаисподнее платье пунцового шелка и приказала изготовить длинные, по локоть,огненного цвета перчатки, чтобы кровь, брызнувшая из-под топора, не так резковыделялась на ее одеянии, Никогда еще осужденная на смерть узница не готовиласьк казни с таким изощренным искусством и сознанием своего величия.
В восемь утра стучатся в дверь. Мария Стюарт не отвечает, она все еще стоит,преклонив колена, перед аналоем и читает отходную. Только кончив, поднимаетсяона с колен, и на вторичный стук дверь открывают. Входит шериф с белым жезлом вруке – скоро его преломят – и говорит почтительно, с глубоким поклоном;«Madame, меня прислали лорды, вас ждут». «Пойдемте», – говорит Мария Стюарт иготовится к выходу.
И вот начинается последнее шествие. Поддерживаемая справа и слева слугами,идет она, с натугой передвигая ревматические ноги. Втройне оградила она себяоружием веры от приступов внезапного страха: на шее у нее золотой крест, спояса свисает связка отделанных дорогими каменьями четок, в руке мечблагочестивых – распятие из слоновой кости; пусть увидит мир, как умираеткоролева в католической вере и за католическую веру. Да забудет он, сколькопрегрешений и безрассудств отягчает ее юность и что как соучастницапредумышленного убийства предстанет она пред палачом. На все времена хочет онапоказать, что терпит муки за дело католицизма, обреченная жертва своихнедругов-еретиков.
Не дальше чем до порога – как задумано и условлено – провожают иподдерживают ее преданные слуги. Ибо и виду не должно быть подано, будто онисоучастники постыдного деяния, будто сами ведут свою госпожу на эшафот. Лишь вее покоях готовы они ей прислуживать, но не как подручные палача в час еестрашной смерти. От двери до подножия лестницы ее сопровождают двое подчиненныхЭмиаса Паулета; только ее злейшие противники могут, как пособники величайшегопреступления, повести венчанную королеву на эшафот. Внизу, у последнейступеньки, перед входом в большой зал, где состоится казнь, ждетколенопреклоненный Эндру Мелвил, ее гофмейстер; шотландский дворянин, он долженбудет сообщить Иакову VI о свершившейся казни. Королева подняла его с колен иобняла. Ее радует присутствие этого верного свидетеля, оно укрепит в нейдушевное спокойствие, которое она поклялась сохранить. И на слова Мелвила: «Мневыпала самая тяжкая в моей жизни обязанность сообщить о кончине моейавгустейшей госпожи» – она отвечает: «Напротив, радуйся, что конец моихиспытаний близок. Только сообщи, что я умерла верная своей религии, истиннойкатоличкой, истинной дочерью Шотландии, истинной дочерью королей. Да проститбог тех, кто пожелал моей смерти. И скажи моему сыну, что никогда я не сделаланичего, что могло бы повредить ему, никогда ни в чем не поступилась нашимидержавными правами».
Сказав это, она обратилась к графам Шрусбери и Кенту с просьбой разрешитьтакже ее ближним женщинам присутствовать при казни. Граф Кент возражает:женщины своими воплями и плачем нарушат благочиние в зале и вызовутнедовольство, ведь им непременно захочется омочить платки в крови королевы. НоМария Стюарт твердо отстаивает свою последнюю волю. «Словом моим ручаюсь, –говорит она, – что они этого делать не станут. Я не мыслю, чтобы ваша госпожаотказала своей равной в том, чтобы ее женщины прислуживали ей до последнейминуты. Не верю, чтобы она отдала подобное жестокое приказание. Даже будь я нестоль высокого сана, она исполнила бы мою просьбу, а ведь я к тому же ееближайшая родственница, внучка Генриха VIII, вдовствующая королева Франции,венчанная на царство королева Шотландии».
Оба графа совещаются: наконец ей разрешают взять с собой четырех слуг и двухженщин. Мария Стюарт удовлетворяется этим. Сопровождаемая своими избранными иверными, а также Эндру Мелвилом, несущим за ней ее трен, в предшествии шерифа,Шрусбери и Кента входит она в парадный зал Фотерингейского замка.
Здесь всю ночь стучали топорами. Из помещения вынесены столы и стулья. Вглубине его воздвигнут помост, покрытый черной холстиной, наподобие катафалка.Перед обитой черным колодой уже поставлена скамеечка с черной же подушкой, нанее королева преклонит колена, чтобы принять смертельный удар. Справа и слевапочетные кресла дожидаются графов Шрусбери и Кента, уполномоченных Елизаветы, вто время как у стены, словно два бронзовых изваяния, застыли одетые в черныйбархат и скрывшиеся под черными масками две безликие фигуры – палач и егоподручный. На эту величественную в своей страшной простоте сцену могут взойтитолько жертва и ее палачи; зрители теснятся в глубине зала. Охраняемый Паулетоми его солдатами, там воздвигнут барьер, за которым сгрудилось человек двестидворян, сбежавшихся со всей округи, чтобы увидеть столь неслыханное, небывалоезрелище – казнь венценосной королевы. А перед запертыми дверями замка сотнями исотнями голов чернеют толпы простого люда, привлеченного этой вестью; им входзапрещен. Только дворянской крови дозволено видеть, как проливают королевскуюкровь.
