слышал, какая у них сердечно-сосудистая, а я вот своими руками щупал. Всех, у кого постоянная экстрасистолия, можно сажать.
Иногда я думаю, что наше общество напоминает котелок на огне — вскипит супчик, зальёт огонь и снова кипит. Я бы кофеманов разводил — если бы их не было. Да ты не крути головой, тут не прослушивается — а хоть бы и прослушивали, куда без нас.
Мы состаримся, и над нами юнцы жахнут в небо, как и положено на кладбище ветеранов, и всё — потому что нас некуда разжаловать. А вернее, никто не пойдёт на наше место.
Ахмет-хан соглашался с Бугровым внутри, но не хотел выпускать этого согласия наружу. Он был честным солдатом армии, которая воевала с кофеманами. Общество постановило считать кофеманов врагами, и надо было согнуть кофеманов под ярмо закона.
Это было справедливо — потому что общество, измученное переходным периодом и ещё не забывшее ужас Южной войны, нуждалось в порядке. Оно нуждалось в законе, каким бы абсурдным он кому ни казался.
Сам Ахмет-хан мог бы привести десяток аргументов, но главным был этот — невысказанный.
Красные глаза кофеманов, их инфаркты, воровство в поисках дозы — всё это было.
Но главным был общественный запрет. Нет — значит, нет.
— Бугров, я сегодня видел странное место. Ни запаха, ни звука. Нет кофе в доме. А по всем наводкам, это самое охраняемое место Васи-робусты.
— Бывает, — ответил Бугров, прихлебывая воду. — Может, запасная нора.
— Да нет, у меня чутьё на это. И подвал весь загажен. Клетки, правда, пустые — тут Ахмет-хан поднял глаза на Бугрова и удивился произошедшей перемене.
— Клетка, говоришь… А большая клетка?
— Метр на метр. Их там две было — обе пустые, загажено всё…
Бугров поднялся и включил экран в полстены.
— Вот кто жил в твоём подвале.
Мохнатые звери копошились на экране, дёргали полосатыми хвостами, совали нос в камеру.
— Это виверра, дружок. С этой виверрой Вася-робуста делает половину своего бизнеса — она жрёт кофейные плоды и ими гадит. Их желудочный сок выщелачивает белки из кофейных зёрен, а само зерно остаётся целым. Цепочки белков становятся короче… А впрочем, это спорно. Главное, что одно зернышко, пропущенное через виверру, стоит больше, чем мы с тобой заработаем за год. Я тебе скажу, если бы ты поймал виверру, то был бы завтра майором.
— Ты думаешь, мне хочется быть майором?
Бугров посмотрел на него серьёзно.
— Если бы я думал, что хочется, не стал бы тебя расстраивать. Наша с тобой служба — что рассветы встречать: вечная. А человечество несовершенно — всё в рот тянет. Да много ли съест наша виверра, а?
Ахмет-хан вздохнул — жизнь почти прожита. Он помнил, как работал под прикрытием и в низких сводчатых залах сам молол кофе для посетителей. Он помнил старых предсказателей, которые ходили между столами и предсказывали будущее по гуще. Гущи было много, и хотя глотать её не принято, но для вкуса настоящего кофе, густого и терпкого, плотного и похожего на сметану — она была необходима.
Тогда гуща текла из фарфоровой чашки, гадатель отшатывался, смотрел на Ахмет-хана безумными глазами — а в подпольную кофейню уже вбегали десантники Собеса, кладя посетителей на пол…
И вот жизнь ему показывала ещё раз, что все логические конструкции искусственны, а люди ищут только способа обмануться.
Он посмотрел ещё раз в глаза виверре, что кривлялась и прыгала на экране, и решил, что оставит её живого собрата в покое.
Хейфец смотрел на старика за соседним столиком, ожидая официантку. Известно было, что старик приходит в кофейню каждое утро. В этот раз он заказал коньяк — видимо, день рождения или кто-то умер. У таких людей одинаковы и праздники, и похороны.
Хейфец всегда точно опознавал таких — тоска в глазах, свойственная всем не-нативам Третьего Рима. Но у этого была прямая спина: видимо, бывший военный, пенсия невелика, но на утреннюю чашечку чёрного густого кофе хватает.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
10 ноября 2016
История про то, что два раза не вставать (2016-11-14)
Я как-то был участником сообщества пиздострадальцев.
По большей части это были довольно скучно страдающие люди.
Они полгода договаривались о встрече — что-то вроде клуба "Кому за сорок".
Кажется, так и не собрались — не помню, чем там дело кончилось, потому что меня оттуда вычистили за вывешивание оскорбительной картины "Невольничий рынок" французского художника Жерома (там была голая женщина из девятнадцатого века, и её забанили).
Я вот что скажу: настоящая встреча пиздострадальцев должна быть на природе. Мужчины посреди огромной поляны бьются за внимание женщин только что выломанным дрекольем, горят костры, среди задротов идёт соревнование «кто приготовит самый вкусный шашлык», в шатры волокут зазевавшихся прелестниц, обделённый любовью миллионер катает девушек на вертолёте, сбрасывая несговорчивых вниз, заунывных каэспешников прикапывают в снег до весны, идёт стрельба по консервным банкам а ля Вильгельм Телль, и я сверху, качаюсь на ветке.
Почёсываюсь и ухаю.
Счастье.
Это была история для привлечения внимания. На самом деле я хотел спросить, где в Москве можно заклеить резиновый матрас. Люди, рекомендующие сделать это самостоятельно, при помощи стандартной наклейки, мне неинтересны.
Извините, если кого обидел.
14 ноября 2016
История про то, что два раза не вставать (2016-11-14)
А кстати вот — чья фраза: "Крот истории роет медленно, а в России еще и кругами"? Про Гамлета и Гегеля, то есть, про происхождение первой половины суждения рассказывать не надо, я знаю.
Извините, если кого обидел.
14 ноября 2016
История про то, что два раза не вставать (2016-11-14)
Кажется, в этом году исполняется десять лет одной истории, про которую я сегодня вспомнил.
Это история о розыгрышах а Сети, и литературных розыгрышах, но нужно пропустить вперёд несколько замечаний:
Во-первых, эксперименты над публикой не проводил только ленивый.
Причём не только в Сети — десятки, если не сотни остряков присылали стихи Блока в редакции, чтобы его отвергли младшие редакторы. Аз есмь грешен — с моей и Александра Грина помощью фантасты учились уму-разуму. Собственно, тут проглядывает мундир, погоны и фуражка капитана Очевидность —
