очутились перед оврагом, на дне которого Харриет увидела землянку. Перед землянкой в темноте можно было различить полуразрушенные очертания заброшенного колодца, возле которого росли непонятные синие цветы. Они источали слабое свечение.
– Нора, – сказала Катриона, поднимая и снова смежая опухшие веки.
– Нора, – повторила Анна, – Вот мы и пришли.
Бережно она свела сонную дочку на дно котлована. Харриет выбрала другой, более пологий склон, развернула тележку, и пятясь назад, вскоре тоже оказалась у входа в землянку. Оставив тачку на улице, она вошла внутрь вслед за Анной и Катрионой.
– Застели пледом кровать, – попросила Анна, кивком головы указывая на скомканную тряпку на полу, – Уложим Катриону.
Харриет подобрала плед, несколько раз сильно его тряхнула, освобождая от пыли, и покрыла им грубо сколоченную лежанку у окна. Сходила к тачке за чистой простыней, постелила ее поверх пледа.
– Напрасно, – заметила Анна, поддерживая Катриону, – она ее загадит. Нужна солома, или ветви с листьями. Стирать на нее мне тут негде.
– Пусть хотя бы день поспит по-человечески. Сейчас же она спокойна. Укроем ее одеялом.
Анна не стала возражать. Катриону уложили. Она запрокинула назад стриженую голову и больше не шевелилась. Анна стала искать веревки, чтобы привязать спящую дочь.
– Думаешь, это нужно? – спросила Харриет, чувствуя, что сердце у нее заходится от горя. Мать Катрионы взглянула на нее едва ли не насмешливо.
– Это необходимо, поверь мне. Я-то знаю, на что она способна. Если убежит в лес, живой оттуда не вернется – звери разорвут.
Они смазали и забинтовали чистыми тряпками раненые запястья и лодыжки, обмотали их найденными веревками, которые привязали к ножкам лежанки так, чтобы максимально ограничить свободу движений больной.
– Всё. Спасибо тебе, – поблагодарила, распрямляясь, Анна. – Дальше я сама справлюсь. Осталось малое: занести вещи, затопить камин, нагреть воды.
– Где ты ляжешь? – Харриет тщетно оглядывалась в поисках хоть какой-то завалящей подстилки. Грубый стол, несколько пеньков, заменявших собой табуреты – все, что было в новом жилище Анны.
– Найду, – отмахнулась Анна, – Прямо на полу, у очага. Подстелю под себя свой шерстяной платок. Он теплый. Или улягусь на стол. Я не прихотливая.
– Как смогу, притащу тебе соломенный тюфяк. Завтра жди к вечеру с продуктами. Ты пои ее молоком. Не забывай.
– Хорошо. Пойдем, провожу тебя, пока спит…
– Пойдем, – Харриет направилась к выходу, но задержалась, – Анна, скажи, что это за место?
– Здесь, – тихо ответила из темноты Анна, – я вынашивала Катриону. Здесь же ее родила. В норе.
Больше ни о чем Харриет спрашивать не отважилась.
Глава 18.
Нью-Йорк, США, XXI век.
На окраине крохотного скверика, засаженного яворами, и кое-где отороченного зазеленевшим самшитом, стояла вырубленная из цельного куска гранита скамья. На скамье сидел человек, одетый в длиннополый двубортный сюртук, тесные гамаши и грубые старомодные ботинки с квадратными носами. Небрежно завязанный, сбившийся набок платок заменял человеку галстук, высокий цилиндр лежал рядом с хозяином. У человека было доброе, вдохновенное лицо сказочника, грустный взгляд, устремленный на кроны деревьев. На правом колене он держал раскрытую книгу. По скверику гулял ветерок, но страниц книги он не переворачивал. Книга была полностью отлита из бронзы, как и вся фигура сказочника.
Сказочник был не один. Компанию на гранитной скамье ему составлял мужчина из плоти и крови, сидевший почти точно в такой же позе. Над ним ветерок измывался, как мог: ерошил темные волосы, забирался за поднятый ворот пальто, снова и снова тушил огонек зажигалки, затрудняя частые попытки прикурить.
Мужчина не обращал внимания на проказы ветерка, не замечал людей, проходящих мимо скамейки, курил и смотрел исключительно в одну точку – на величественное здание, распложенное по ту сторону шоссе с односторонним движением. Зданием была Галерея Мэлоуна. Ворота, набранные из металлических копьевидных стержней с позолоченными верхушками, вели в сад, примыкавший к заднему крыльцу.
К воротам подъехал кортеж из нескольких черных автомобилей с тонированными стеклами. Мужчина оттянул правый рукав, глянул на часы.
– Секунда в секунду, – язвительно проговорил он, закидывая ногу на ногу, – точность – вежливость королей.
Сунув руку за пазуху, он вынул сотовый телефон, покачал его на ладони, но, видимо, передумал звонить, и убрал аппарат на место.
– Она занята, – пояснил он бронзовому сказочнику, – у нее посетитель. Один и тот же посетитель на протяжении всей недели…
Сказочник мечтательно смотрел на качающиеся ветви деревьев.
Из автомобилей на тротуар стали выходить рослые парни в черных костюмах. Телохранители. Их было десять человек, всегда ровно десять. Двое направились к воротам галереи, двое – к задней дверце главного автомобиля. Несколько окидывали пытливыми взглядами окрестность, крыши близлежащих домов…
Один внимательно посмотрел на скверик и скамейку с сидевшей на нем парой. Мужчина оперся локтем о плечо сказочника, на сгиб локтя уронил голову.
Из салона главного автомобиля выбрался молодой человек со смуглым цветом кожи и черными, почти до плеч, вьющимися волосами. Он был элегантен – одет в классические брюки, пальто из тонкого драпа, подчеркивающее редкую, царственную стать худощавого тела. Телохранители окружили его, и он энергично зашагал сквозь сад к крыльцу флигеля. Двери приветливо распахнулись перед ним, молодой человек исчез в здании, следом вошли охранники. Часть свиты осталась снаружи.
Прошло какое-то время, прежде чем сидящий на скамье мужчина поднял голову. Теперь он был мертвенно бледен, на висках, над темными бровями его выступил пот, он собирался крупными каплями и по бокам лица стекал за шиворот. Мужчину лихорадило. Он с хрустом стиснул кулаки и угрюмо проговорил:
– Потаскуха.
Прохожие не обращали на него внимания. Никому он не был нужен, своему бронзовому соседу в первую очередь. Кроме одного человека, смотрящего на него из окна галереи.
«Повезло шлюшке, – думала Мэри Карлтон, стоя у подоконника в одной из меблированных антиквариатом комнат и не сводя глаз со скамьи на противоположной стороне улицы. С широкоплечей фигуры, горбившейся рядом со скульптурой сказочника. – Как же ей повезло! Сразу два мужика, и каких? Один лучше другого. Первый шейх. Второй… Понятия не имею, кто этот второй, но сразу видно – тоже не простак. Вот бы мне такого. Да что там, я была бы счастлива, достанься мне от него хотя бы четвертиночка. Но Бог орехи дает беззубым. Шейха она динамит, и этот, похоже, не у дел. Сидит… »
Он сидел, курил, не уходил. Мэри точно знала, когда он уйдет – минут через двадцать после уезда шейха. Он всегда так делает. А приходит обычно за полчаса до появления соперника. Садится рядом со сказочником и смотрит, смотрит… Ни дождь ему не помеха, ни ветер, как сейчас, он не чувствителен к выкрутасам погоды.
